— Фудзи-сан, — сказал Сано, не отрывая взгляда от речки, — значит, все?

— Все, — коротко ответил сыщик.

— Но теперь-то вы бы уже могли сказать мне… — заговорил снова Сано.

— Нет, не могу! — буркнул Фудзисава.

— Так ведь он же убежал, и даже вы не в силах его догнать. Какой же смысл теперь скрывать? Расскажите…

— Не могу, — повторил Фудзисава.

Они не смотрели друг на друга. Сыщик все так же не отрывал взгляда от воды.

— Где убили Сэцуко?

— Не знаю.

— Ну что ж, в таком случае я вам расскажу. Ее держали в заточении в доме Окамура, спекулянта и контрабандиста, который был в сговоре с церковью. Дом этот находится между станцией О. и этой речкой. Там ее держали два дня…

Сано говорил, как бы самому себе, не обращая внимания на сыщика. Просто он не мог сейчас молчать.

— Девушка стала стюардессой на международной линии Токио — Гонконг и тем самым подписала себе смертный приговор. А Торбэк был казначеем в церкви. В его обязанности входило, между прочим, поддерживать связь с дельцами «черного рынка». Вот и получается, что, став казначеем, он тоже предрешил свою судьбу.

Вдали по дороге медленно проехал автобус.

— Затем появился делец «черного рынка», иностранец, — продолжал Сано. — Он приказал Торбэку привлечь к делу Сэцуко, чтобы она перевозила наркотики в самолете. Этот человек крепко, видно, держал в своих руках святых отцов. От него зависело благополучие церкви. И Торбэк стал уговаривать свою возлюбленную Сэцуко согласиться на такую роль. Но против ожидания девушка отказалась. Она не подозревала о темных делишках своего милого. Наверно, ей было очень тяжело, по простоте душевной она подумала, что ее патер продал душу дьяволу. Торбэк сообщил обо всем тому дельцу, и тот все решил очень просто — упрямую девчонку убрать. Не оставлять же ее в живых, если она знает их тайну. Торбэку пришлось подчиниться, и он дал слово ликвидировать Сэцуко.

По мосту прошла крестьянка с мотыгой на плечах.

— И он завлекает девушку в дом Окамура. Очевидно, Торбэк вызвал Сэцуко тем срочным письмом. Бедняжка, ничего не подозревая, отправляется в дом Окамура, как ее просил Торбэк.

Фудзисава устало присел на корточки. А Сано продолжал:

— Потом он выбирает удобный момент и пытается ее задушить. Перепуганная Сэцуко выскакивает из машины. Священник бежит за ней. Но крикнуть она не может. Она ведь любит его. Видно, до последней минуты она не могла поверить в происходящее, потому и не позвала на помощь. Наверно, поэтому в ту ночь никто не слышал ее криков.

Ей некуда деваться. Впереди — река. Она прыгает в нее с насыпи. Но тут мелко. Торбэк бросается следом за пей. Девушка пытается бежать. Он хватает ее за рукав и срывает с нее плащ. Поэтому один рукав у плаща и был вывернут. Она вырывается и снова бежит. Бежит вниз по течению всего еще каких-нибудь двадцать метров. Бежит именно туда, куда вы сейчас смотрите. В этот момент Торбэк настигает ее. Она в его руках. О, у него длинные руки, не такие, как у японцев. И он душит ее. Потом Торбэк возвращается к машине. На сиденье валяется зонтик. Он выбрасывает его в речку. И вот «рено» уже мчится к дому Эбара Ясуко. Там он переодевается… Эту Ясуко тоже отправляют из Японии, чтобы здесь не оставалось свидетелей. Ну как, похоже на правду?

Фудзисава встал и растер затекшие колени.

— Что ж, довольно гладко, — ответил он. — Но как бы это ни выглядело убедительно, прямых улик все равно нет. Понимаешь ты, нету их, прямых улик… Улики, улики… Дали бы мне этого святого отца денька на два, он бы у меня заговорил!.