— Посмотрим! Ты затеял очень опасную игру, похоже, ты этого и сам еще не понимаешь, — он вплотную приблизил свое лицо к лицу Трейси. — Так что делай, что тебе приказано. А то... О-ох! — глаза Джекса вылезли из орбит.

Трейси, воткнул концы своих твердых, словно отлитых из стали, пальцев, в мягкую плоть пониже ребер Джекса.

— Ну, продолжай, — сказал он сквозь зубы, — продолжай, мне очень интересно, что ты собираешься сказать. Продолжай, старик.

— Ax! Ax! Ax! — только и мог выжать из себя помощник Готтшалка. Он побледнел, покрылся потом, тяжело задышал.

— Что, что? — Трейси, как бы прислушиваясь, склонил голову. — Я тебя не расслышал.

— Я... я не могу, — он снова вскрикнул, потому что Трейси еще раз ткнул пальцами.

— Конечно, не можешь, ты, мерзкий паразит, — Трейси схватил Джекса за лацканы — со стороны могло показаться, будто он помогает случайно оступившемуся человеку сохранить равновесие. — Потому что я сделал так, что ты не можешь.

— Ax! — у Джекса вылез язык.

— А теперь слушай ты, старичок. У тебя мозг акулы, примитивный и одномерный. И я знаю, как поступить так, чтобы ты запомнил этот разговор, — Трейси вновь сделал движение рукой, но обманное, и Джекс отшатнулся — воспоминание об ужасной боли еще затуманивало его взгляд.

— Понял, что я имею в виду? — спросил Трейси и похлопал помощника по плечу. — Теперь, когда мы поняли друг друга, ты передашь своему боссу, что я сэкономил ему пятнадцать минут. — Трейси взглянул на часы. — Я буду у своего офиса ровно в три тридцать.

Трейси встряхнул Джекса, и тот кивнул.

— Прекрасно, а теперь займемся каждый своими делами, — и Трейси отпустил Джекса.

Тот согнулся, хватая ртом воздух. Глаза его были крепко зажмурены. В толчее и сутолоке никто не обращал на него внимания.

— Всего доброго, — бросил Трейси, удаляясь.

— А я и не дурачу. Я чувствую себя совершенно разбитым, по ночам меня бросает то в жар, то в холод. Я думаю, доктор Гарди поставил правильный диагноз: эта чертова малярия снова вернулась.

— Стоп, стоп, стоп! — закричала режиссерша, подходя к сцене. Лицо у нее раскраснелось, темные глаза пылали гневом.

— Мистер Макоумбер, — произнесла она жестким тоном, от которого у всех присутствующих побежали мурашки. — Вам следует дважды подумать, прежде чем вы когда-либо в жизни осмелитесь назвать себя актером!

Она двинулась на Эллиота Макоумбера, как полководец на врага.

— Сколько раз я говорила вам о эмоциональном отклике? — Она произнесла последние слова по слогам, будто умственно отсталому. — Да бревно и то эмоциональнее, чем вы!

— Можем мы... еще раз попробовать? — хрипло спросил Эллиот. Он вспотел, и не только от света юпитеров. — У меня получится, я уверен.

Режиссерша глянула на часы и состроила скорбную гримасу:

— Я уверена, что никто из нас не располагает лишним временем, — из темноты зала, где сидели остальные студенты, послышался смешок, и Эллиот с ужасом почувствовал, как его лицо и шею заливает краска.

Режиссерша хлопнула в ладоши и отвернулась от сцены:

— Хорошо, всем слушать! В следующую пятницу мы начинаем на час раньше, потому что сегодня мы опоздали, — она вновь повернулась к сцене. — И, пожалуйста, мистер Макоумбер, постарайтесь хоть немного позаниматься.

Он, не отрываясь, смотрел ей в глаза, так похожие на глаза его матери.