Погода была отличная. Мне подсадили одного пленного француза и двух бельгийцев. Все другие машины были переполнены. Пришлось провести за рулем ночью четыре часа подряд. К тому же у меня были неисправные фары, а когда пошел дождь, оказалось, что и дворники бездействуют. Я ехала в полной темноте и ничего не видела перед собой. Была уверена, что в целости и сохранности не доеду, а под конец из-за чрезмерного нервного напряжения почти желала на что-нибудь наехать, чтобы поскорее кончился этот кошмар. Однако небеса благосклонны к женщинам за рулем, и я добралась благополучно, хотя и в прескверном настроении. У нас сложились прекрасные отношения с советскими союзниками. В своем секторе они во всем идут нам навстречу, не то, что американцы, с которыми одни только хлопоты. Мне пришлось проделать путь в сто пятьдесят километров в обществе одного русского, который всю дорогу без устали набрасывая мне на плечи пальто всякий раз, когда оно спадало. В командировках с русскими мы едим то же, что и они. Вот обычное меню: суп на завтрак, картофельное пюре и тертая редька на обед, суп на ужин. На следующий день то же самое. Как вы понимаете, это не очень вдохновляет такую чревоугодницу, как я. К счастью, есть еще водка. Только не волнуйтесь, я ею не злоупотребляю. Зато наши друзья способны поглощать ее в невероятном количестве. Не представляю, каким образом они ее достают. Ведь снабжение спиртными напитками строго регламентировано.
Не могли бы вы прислать мне денег? Мои все кончились. Я все верну, так как мне причитается крупная сумма в отделении французского Красного Креста. Я купила потрясающий фотоаппарат. Клер Мориак меня сфотографировала возле санитарной машины. Посылаю вам карточки с той же оказией, что и письмо. Я купила также тридцать пять пачек сигарет и осталась без гроша.
Франсуа Тавернье неделю назад уехал из Берлина. Мне очень его недостает.
Я нахожу нелепой мысль продать квартиру на Университетской улице и обосноваться в Лангоне. Для меня не может быть и речи о возвращении в те места. С ними связаны слишком страшные воспоминания. Когда вернусь во Францию, мы все вместе найдем разумное решение. Я устроюсь на работу. А пока придется перебиваться с помощью Лауры. Кстати, Лаура, дорогая, не могла бы ты достать приличную обувь? У меня осталась всего одна пара, которой надолго не хватит. Заранее благодарю тебя, сестренка, и рассчитываю на твою помощь.
Позаботьтесь о Шарле, передайте ему, что я его целую и часто о нем думаю.
Должна на этом заканчивать письмо, так как мне делают знаки, что самолет ждать не будет. Берегите себя,
крепко вас целую.
Ваша Леа».
Франсуа сложил письмо.
— Бедная девочка! Как ей удается водить такую тяжелую машину?.. — проговорила Лиза, протягивая ему фотографии, присланные Леа.
Какая же она была грустная и хорошенькая! Она сидела, свесив ноги, на подножке санитарной машины в окружении троих улыбающихся девушек. На другой фотографии она была снята во весь рост, подтянутая, в серо-голубой форменной одежде Красного Креста, в аккуратно сидящем головном уборе, в перчатках и с безукоризненно завязанным галстуком, на фоне выстроившихся для осмотра санитарных машин.
Возвращая фотографии, Франсуа Тавернье отметил про себя, что у него не было ни одного снимка Леа.
— Как она выглядела в последний раз, когда вы ее видели? — спросила Альбертина.
— Восхитительно! — ответил он с улыбкой.
— То есть?
— Извините, я хотел сказать, очень хорошо выглядела, очень-очень хорошо.
— Работа не слишком ее изматывает?
— Она устает, конечно, но ведь она очень сильная и мужественная. Начальство ее хвалит. Что же касается рядовых сотрудниц, то, хотя она и самая красивая из всех, они ее просто обожают.
— Мы очень рады это слышать. |