На Милой пожары и взрывы подбирались к бункерам с мирными жителями. Боевики изловчились между боями организовать эвакуацию. Группы Арона Брыскина и Лейба Ротблата перевели в более безопасное место колонну беженцев в образцовом порядке, под вооруженной охраной. Три дня спустя такую операцию повторили группы Лейба Грузальца и Давида Хохберга. Немцы атаковали их; спасая женщин и детей, покидавших убежище, восемнадцатилетний Хохберг собственным телом закрыл узкий вход в бункер. Немцы застрелили его - труп намертво перекрыл им путь.

(Было: Матросов бросился в бою на амбразуру. Было: солдат собой заслонял от пули командира. Герои! А где твоя Золотая Звезда, Давид Хохберг? Золотая звезда - желтая звезда – твоя звезда...)

И на улице Ниской боевики после перестрелки с немцами, отступая, уводили из горящих домов мирных жителей, и Вальдорф из группы Захарии Артштейна погиб, помогая беженцам.

Мы воевали днем и ночами. Потери вынудили нас к “партизанщине”: группами до десяти человек, в трофейных мундирах и касках, для бесшумности обернув ноги тряпками, мы выходили по ночам на охоту за немецкими патрулями, на разведку, на добычу оружия и питания.

Мы дрались - нападали, отступали, убивали, умирали... Не сдавались.

А ведь еще двадцать третьего апреля сам рейхсфюрер СС Гиммлер, обозлясь проволочкой, скомандовал Струпу: “Очистить гетто со всей беспощадностью!” И Струп - не какой-нибудь тыловой разгильдяй. Струп старался. “Я решил полностью уничтожить еврейский жилой район путем сожжения всех жилых блоков”, - расскажет он сам позднее. Гетто вздыбилось огнем и взрывами. Самолеты сыпали зажигательные бомбы, динамит рушил стены, погребая заживо тысячи людей.

“Со всей беспощадностью!” Расстрелян президиум Еврейского Совета во главе с Лихтенбаумом, за ним - остатки Службы Порядка.

“Со всей беспощадностью!” Вооруженных евреев убивали на месте. И безоружных убивали тысячами, если на станции не хватало вагонов для отправки.

“Со всей беспощадностью!” Они жгли дома с весельем, с песнями. Струп любил наблюдать корчи горящих людей. Еще ему нравилось выстраивать схваченных евреев в ряд, отбирать юношей с длинными волосами, желательно рыжих, и сразу расстреливать их как “большевиков”. А кузен варшавского губернатора Фишера Дюрфельд ежедневно ездил в гетто - охотился на евреев. Начальник тюрьмы Павьяк Зандлер лично сопровождал в тюрьму пленных, чтобы по дороге поиздеваться, потравить собаками... Гауптштурмфюрер СС Ковальский услаждал себя расстрелом женщин и детей и подчиненным приказывал улыбаться.

“Со всей беспощадностью!” Они достигли серьезных успехов: к 27 апреля из 26 улиц гетто пылало 20. Накануне, загоревшись, взорвался склад боеприпасов БОЕ. А еще днем раньше, двадцать пятого, немецкий патруль уничтожил разведгруппу штаба БОЕ, направленную с заданием проложить путь через каналы на “арийскую” сторону, чтобы улучшить связь и организовать помощь гетто.

26 апреля на “арийскую” сторону пришло последнее сообщение штаба восстания: “Уже восьмой день мы находимся в состоянии смертельной борьбы... Численность наших потерь... огромна. Близятся наши последние дни. Но пока оружие в наших руках, будем бороться. Немецкий ультиматум о капитуляции мы отвергли. <...> Требуем от вас: помните, как нас предали. <...> Помогите тем, кто в последний час вырвется из вражеских рук, - для того, чтобы продолжать борьбу”.

В рапорте Струпа того же дня: “все без исключения подразделения доложили о встреченном сопротивлении... <...> ...теперь пришла очередь наиболее упрямых и непокорных евреев и бандитов”. 362 еврея в этот день погибло в боях.