Дети корпели над математической задачей. Пусть ненадолго отвлекутся от Арагона и живописи. Кое-кто из родителей высказывал ей свое недовольство: дескать, она слишком мало внимания уделяет полезным наукам, например математике…

«Преступно мечтать…»

Стефани обратила взгляд своих фиалковых глаз за окно, за шеренгу тополей, обступивших сад Моне.

— Ты что, так и не сдала картину? — прошептал Поль, поворачиваясь к Фанетте.

Фанетта его не слышала. Учительница смотрела в окно.

«Скоро!»

Фанетта прокралась к парте, за которой сидел Поль.

— Что ты сказал?

— Картина? На конкурс?

Винсент бросил на них странный взгляд. Мэри неторопливо ерзала на стуле, дожидаясь, чтобы поднять руку, как только учительница повернет голову от окна.

— Не смогла. Меня сейчас мать по утрам до самой школы провожает. Опять бы раскричалась. После уроков тоже встречает…

Фанетта покосилась на учительницу: «нет, по-прежнему стоит, уставившись в окно. А вот Мэри, кажется, встает из-за парты… Нет, не успела — Камиль склонился над ее тетрадью и начал объяснять ей, как решать задачу.

Вот спасибо тебе, Камиль. Молодец, толстяк! По правде говоря, Мэри удивительно тупа в математике. Она вообще тупая. Камиль этим пользуется. Задирает перед ней нос. На Мэри это в конце концов должно подействовать…»

Фанетта сидела на корточках возле парты Поля.

— Поль! — шепотом произнесла она. — Можешь после уроков сбегать за моей картиной? Она там, в тайнике. Отнеси ее учительнице, ладно?

— Конечно! — сказал Поль. — За пять минут туда-обратно сгоняю.

Фанетта проскользнула между партами, торопясь потихоньку вернуться на свое место. «Учительница ничего не заметила бы, если бы не этот придурок Пьер! Выставил свой ранец прямо в проходе». Фанетта споткнулась о ранец, который сдвинулся в сторону и налетел на ножку стула. Раздался странный металлический звук — словно колокольчик зазвенел.

«Идиотка!»

Стефани Дюпен повернулась к ученикам.

— Фанетта! — сказала учительница. — Почему ты расхаживаешь по классу? Немедленно сядь на место.

71

Ружейный ствол по-прежнему упирался в кожаную куртку инспектора Лоренса Серенака. Жак Дюпен целил ему прямо в сердце. Поляна напоминала античный храм, роль сводов в котором исполняли тополя. Священное место, где царит тишина. За деревьями угадывалась сверкающая гладь реки, убегающей вдаль.

Серенак пытался размышлять быстро и методично. Кто такой этот человек, что стоит сейчас напротив него? Тот, кто целится ему в грудь? Является ли Жак Дюпен убийцей Жерома Морваля? Если да, то перед ним — расчетливый и осторожный преступник. Подобный тип не станет средь бела дня стрелять в полицейского. Он просто блефует.

Догадаться по лицу Жака Дюпена, так ли это, было невозможно. Он выглядел обычным охотником на Астрагальском холме, берущим на мушку кролика или куропатку: брови нахмурены, взгляд сосредоточен, влажные губы слегка подрагивают от азарта. Не слишком удачливым охотником, которому в кои-то веки попалась на пути крупная дичь. Серенак заставил себя проанализировать ситуацию, отталкиваясь от противоположной точки зрения. Допустим, Жак Дюпен — просто ревнивый муж, униженный изменой жены. Станет такой хладнокровно убивать соперника?

Очевидно, что нет. Преступник Дюпен или не преступник, сейчас он блефует.

Серенак собрался с духом и уверенным голосом произнес:

— Вы блефуете, Дюпен. Не знаю, псих вы или нет, но вы в меня не выстрелите.

Жак Дюпен побледнел как полотно.