Ты со следователем на Петровке базарить будешь. Там тебя выслушают. В последний раз спрашиваю, будешь брать товар?
— Какой ты прыткий, такие дела так быстро не делаются. Встретиться надо.
— Встречаться я с тобой не буду, Котенок. Товар лицом ты видишь. Не нравится — отвали. Я другим продам. В ментовке информаторам тоже платят. Не много, правда. Но я не жадный.
— Ну, если не жадный, так тебе и тысячи за глаза хватит. Красная цена.
«Если он торгуется — значит, запал», — решил Леня и ответил:
— Я тебе не мальчик, чтобы за вшивую штуку работать. Ладно, на бедность твою пусть будет шесть.
Котенок еще что-то ныл, сюсюкал, уверял, что у него нет денег, что большие расходы идут на девочек, что Хохол тоже свою долю требует, и что у Митяя большая семья, что за такой материал шесть штук — несусветная цена. Но Леня был тверд, как кремень.
— Короче, — отрезал он металлическим голосом, — завтра ты мне приносишь деньги, и мы расстаемся подобру-поздорову, а нет — пеняй на себя. Я думаю, что твой друг Хохол тебя не поймет.
— А как мне тебя найти? — заскулил Котенок.
— Никак. Деньги оставишь в камере хранения на Белорусском вокзале. Не позже трех часов дня. Записывай номер и код. И учти, без фокусов, у меня там все менты куплены. Если что, сразу же сгоришь синим пламенем. Когда получу деньги, там же заберешь все, что у меня есть на тебя.
— А если обманешь? — заныл Котенок. — Деньги возьмешь, а сам меня ментам сдашь?
— Рискуй, Котенок, риск — благородное дело. У меня есть только честное слово и записи. А у тебя вообще только деньги. Так что мы оба рискуем. Короче, до завтра. И без фокусов!
Шантажист в форме сержанта милиции и с резиновой дубинкой, болтавшейся у пояса, разгуливал по камере хранения. Форму он купил на барахолке еще весной, когда раскручивал дело нарколаборатории. Тогда он надеялся ею воспользоваться, но пригодилась она лишь сейчас. Настоящий милиционер, дежуривший у входа в камеру, дружески спросил у него:
— Ты что, новенький?
Молча кивнув головой, чтобы не заострять на себе внимание, Леня продолжал вышагивать по узкому проходу, иногда галантно помогая женщинам поставить в ячейку тяжелые вещи. Из-под большой фуражки, низко надвинутой на лоб, он оглядывал весь лабиринт камеры хранения и пространство возле той самой ячейки, куда Котенок должен был положить деньги.
Уже около трех часов появился запыхавшийся Хохол. Под мышкой он зажимал небольшой полиэтиленовый непрозрачный пакет. Найдя камеру хранения и нервно оглядываясь, он опустил жетон в щель и, быстро бросив в глубину ячейки пакет, набрал код и ушел. Но то, что он ушел, еще не говорило о том, что за ящиком не велась слежка. В камере хранения толклось много народу, люди входили и выходили, таща громадные баулы, чемоданы, мешки.
«Милиционер» медленно дефилировал вдоль рядов одинаковых серых ячеек, когда к нему подошла пестро одетая цыганка с грудным ребенком на руках и, горячо жестикулируя, стала объяснять, громко призывая в свидетели Бога, что она забыла код и не может открыть свою ячейку. Это была Лера. На руках у нее лежал младенец, завернутый в одеяло, роль которого исполняли художественно упакованные полотенца.
— Ты точно помнишь, что в какой ящик положила? — грозно спрашивал Леня, вертя в руках связку отмычек, долженствующих изображать ключи для принудительного вскрывания ячеек. Пара любопытных старушек и невзрачный человек в спортивной шапке наблюдали за инцидентом.
— Клянусь тебе, дорогой! — умоляла цыганка.
— А что там у тебя лежит?
— Маленький такой пакетик. Ребенку питание. Леня сделал вид, что вскрывает камеру ключами, а на самом деле незаметно набрал код, и вскоре в его руках очутился пакет с деньгами. |