«Я проиграл, — Леня наконец нашел в себе силы признать это. — Но в чем же моя ошибка? Ясно, он испугался, когда я ему намекнул на то, что знаю, где живет его семья, и на все готов. Он решил, что я захочу похитить ребенка, и поэтому их увез. Короче, я слишком сильно на него надавил. Надо было действовать мягче, осторожнее. Эх, растяпа! Сначала чуть сам не попался, а потом и Феофанова упустил. Ну что ж, проигрывать тоже нужно достойно. Завтра письмо со всеми деталями, живописующими события, и копия фильма будут лежать на столе у тети Вики. Я умываю руки. Но мы еще посмотрим, кто из нас двоих останется в дураках!»

Через день Виктория Александровна действительно вертела в руках письмо без обратного адреса, отпечатанное на машинке и подписанное «Старинный доброжелатель». Черный прямоугольник видеокассеты лежал на столе.

14

В ясный солнечный зимний день маленькая черная фигурка лыжника медленно ползла по снежному полю, оставляя за собой серо-голубую сдвоенную нитку лыжного следа. Солнце слепило глаза, отражаясь от сугробов, усиливало в тысячу раз свое сияние и разбивалось на великое множество маленьких солнц. Небо прозрачно голубело, от его высокого купола громада густо-зеленого леса казалась еще ниже и плотнее. Лыжник упорно продвигался напрямик через нетронутый снег, проваливаясь в колючую белую целину чуть ли не по колено. Из его рта шел пар, мокрая челка прилипла ко лбу, рюкзак оттягивал плечи.

Перейдя через коричневый островок высохшей полыни, ломая ее хрупкие стволы с засохшими бубенчиками цветов, лыжник остановился передохнуть, оглядывая из-под ладони, поставленной козырьком, маленький кирпично-красный городок, огороженный серой лентой бетонного забора. Заиндевевшие дома сверкали под лучами низкого солнца своими фигурными окнами.

— Далековато забрались, черти, уже час иду, никак не дойти, — сказал вспотевший Соколовский и, перехватив поудобнее палки, опять стал прокладывать лыжню, тяжело дыша.

Взметывая серебристую пыль, по дороге проехал грузовичок. Лыжник проводил его долгим взглядом. Грузовик подъехал к металлическим воротам и, посигналив, нырнул между разъезжающимися створками. Ворота за ним сразу же плотно сомкнулись.

Через несколько минут лыжник уже стучался в дверь сторожки, прислонив к стене лыжи и палки. Ему никто не открывал, за забором лениво брехали собаки.

— Эй, ребята, пустите погреться! — кричал Леня. Но ответом ему был только собачий лай.

Он обошел сторожку, проваливаясь в глубокий снег, миновал раскатанный машинами зимник и приник к воротам. В щель между неплотно прилегающими створками было видно только часть дома, кусок фигурного внутреннего забора, расчищенную дорожку и несколько молодых деревьев, занесенных снегом по самую макушку.

Надев лыжи, Соколовский пошел вдоль ограды к лесу. Идти было жутко неудобно. Дикий бор с завалами бурелома и невысоким подлеском возвышался мрачной громадой. Прижимаясь к забору и перешагивая через поваленные деревья, Леня упорно продвигался вперед. Удалившись на достаточное расстояние от кромки леса, он остановился, воткнул в сугроб палки, сбросил на снег рюкзак и огляделся. Ветер срывал с деревьев снежную шелуху, белое безмолвие нарушалось только звуком высоко летящего самолета. Леня достал из рюкзака небольшую видеокамеру, бережно завернутую в куртку, и ремнями прикрепил ее к лыжной палке.

Со стороны все это выглядело довольно странно: подняв палку так, что камера проплывала над краем забора, и держа ее дрожащими от напряжения руками, человек, с трудом передвигавшийся по снегу, медленно шел по периметру городка.