Леня прошел охраняемую спящей старушкой-вохровкой проходную завода и попал в огромный двор, заваленный ржавым железом, бочками, шпалами, металлической стружкой и сгнившими шпалами.

«Да-а, это не «Вашингтон пост», — подумал он, оглядывая большие, но очень уж ветхие здания с пыльными окнами, украшенные древними лозунгами, вероятно, висевшими еще со счастливых для предприятия времен застоя.

Редакция ветхозаветной многотиражки размещалась в маленькой комнатке с некогда голубенькими отваливающимися обоями. Посередине комнаты стоял единственный стол, не имеющий традиционного напарника в виде стула. На столе, держа в одной руке сигаретку, а в другой чашку с дымящимся кофе, восседала субтильная дама лет сорока, с короткой стрижкой феминистки.

— Юноша, вам кого? — слегка удивилась дама, увидев в дверях нового сотрудника, топтавшегося в смутных сомнениях: туда ли он попал?

— Позвольте представиться, Леонид Соколовский. Вам должны были позвонить насчет меня.

— Ах, да-да, вы наш новый фотокорреспондент. Но я не думала, что вы так юны, — затараторила дама. — Проходите, садитесь.

Леня вошел в комнату, но так как сидеть было решительно негде, он интеллигентно присел на самый краешек стола.

— Я, признаюсь вам, страшно рада, что вы так молоды. Наш прежний фотокорреспондент так меня подвел, вы не поверите. Представьте себе, в самый ответственный момент, перед выходом третьего номера, он умер! Впрочем, давайте уже знакомиться. — Дама решительно протянула свою маленькую руку: — Влада Петровна Синебрюшко. Синебрюшко — это не прозвище, это фамилия. И острить по этому поводу не советую.

Влада Петровна грозно взглянула на Леню. Тот, правда, и не собирался острить. Его куда больше интересовали размеры его будущей зарплаты.

— А зарплата у вас будет маленькая, можно сказать — мизерная. И работы будет навалом, я вам обещаю. — Синебрюшко строго посмотрела в глаза новому сотруднику: — Да-да, будем работать день и ночь. Иногда в выходные и праздники.

— Работы не боюсь, работать люблю, — Леня отвечал своей начальнице твердым взглядом глаза в глаза.

— Я это все говорю потому, что ваш предшественник совершенно не желал напрягаться. Полагаю, что он просто не понимал всей ответственности, которая сейчас ложится на нас, представителей свободной прессы, в этот тяжелый для всех период. А вы готовы жертвовать личным временем и здоровьем?

Вместо ответа Леонид встал, одернул куртку, закатал зачем-то рукава и, только проделав эти манипуляции, произнес:

— Я готов.

— Ценю самоотверженных людей, людей, которые любят трудиться! — одобрительно сказала Влада Петровна. — Ведь вы понимаете, мы должны сеять разумное, доброе, вечное и терпеливо ожидать всходы.

Фотокорреспондент всем своим видом олицетворял готовность ожидать всходы еще не посеянного им разумного, доброго, вечного. И, решив, что пора закругляться, он быстро встал и с легким налетом энтузиазма сказал:

— Я готов. Когда можно приступить к работе? Влада Петровна остыла и уже буднично ответила:

— Завтра. У вас есть этот, как его, фотоаппарат какой-нибудь? Понимаете, у нас в редакции пока нет фотолаборатории. Вечные финансовые трудности, средств в нужном количестве не выделяют… Но мы будем доплачивать вам за бумагу и что там еще вам нужно.

— Фотоаппарат будет завтра. — Леня встал со стола и решительно застегнул куртку, всем видом показывая, что готов уходить.

— Приходите в одиннадцать. Мы с вами поедем в морг, я уже договорилась.

— В морг? — слегка удивился Леня. — Я не думал, что наши творческие планы так далеко простираются. До свидания, Влада Петровна.

И быстро вышел.