– Я и не говорила, что ты…

– Зато подумала. И не пытайся меня убедить, что тот укол тревоги ты почувствовала из‑за того, что тебе нужно к зубному.

Джессика покачала головой.

– Ну, видишь ли, просто Джонатан говорил мне…

– Я догадываюсь, что он тебе говорил, Джессика. Я же чую его жалость ко мне. Я прекрасно знаю отношение всех вас, я его ощущаю, сечешь? И чем больше вы трясетесь насчет того, как бы не задеть меня, тем лучше я все это чувствую. Вообще‑то, честно говоря, я бы предпочла вообще этого не знать, так что… лучше бы вы… прекратили! – Последнее слово прозвенело в тишине и оборвалось, не оставив после себя эха – здесь, на равнине, звуку неоткуда было отразиться. Мелисса вздохнула и покачала головой.

– Извини, я… – начала было Джессика.

– Ладно, все, – перебила ее телепатка, резко взмахнув рукой. – Ты меня тоже извини. Я вовсе не хотела плакаться на жизнь, просто подумала, может, тебе для разнообразия захочется узнать, что обо всем этом думаю я.

Джессика поежилась; в голове крутились десятки разнообразнейших извинений и сочувственных слов. Но, разумеется, это было совсем не то, что требовалось Мелиссе, и Джессика постаралась усилием воли выкинуть из головы всякое сопереживание.

Чтобы отвлечься, она стала думать о полете – о том, как в момент прикосновения Джонатана тело становится невесомым, и как они парят в воздухе над улицами Биксби, и какое удовольствие доставляет точно рассчитанный прыжок, и как пустыня проплывает под ногами…

Вскоре она уже представляла все это как наяву. Яркие, четкие картины смыли горькое послевкусие спора, и Джессика, поддавшись порыву, протянула руку, слегка коснувшись запястья телепатки.

Сначала ничего не произошло, однако Мелисса не спешила убирать руку. Джессика чувствовала, как она с трудом преодолевает желание избежать любого физического контакта, борется с рефлексами, выработанными за годы одиночества. А потом их разумы соприкоснулись.

Образы и чувства Джессики захлестнули Мелиссу с головой, наполнив ее пронзительным восторгом стремительного полета над бесплодными землями, кустами и песком, над равниной, изъеденной солью… От всех этих видений, которыми поделилась с ней Джессика, у Мелиссы перехватило дыхание.

Джессика вдруг осознала, что она – единственная из полуночников, кто до сих пор ни разу не прикасался к телепатке. И это оказалось совсем не похоже на то, о чем рассказывал Джонатан. Во внутреннем мире Мелиссы сейчас не было ничего уродливого и вызывающего жалость. Ее глазами Джессика увидела время синевы как царство покоя и безмятежности. А глубже таилась давняя печаль и беспокойство за Рекса.

Через несколько долгих мгновений Мелисса отдернула руку.

– Полет… – негромко произнесла она.

Джессика улыбнулась.

– Это будет весело.

Мелисса долго разглядывала собственную руку, как будто Джессика оставила на ней какой‑то отпечаток. Наконец она сказала:

– Я полечу. Но только потому, что нам нужно добраться туда поскорее. Мы нужны Рексу.

– Он что, испуган?

Мелисса вскинула голову, как это делают собаки, прислушиваясь к отдаленным звукам.

– Вообще‑то нет. Он больше не боится темняков.

Джессика нахмурилась.

– А ему сейчас есть кого бояться?

Телепатка пожала плечами.

– Думаю, мы очень скоро это выясним.

Джонатан несся над пустыней длинными прыжками – как камешек, пущенный по воде «блинчиком». Его щит вспыхивал, отгоняя двух шустрых ползучек, круживших рядом, словно гигантские мухи.

Джессика выпрямилась и достала из кармана Вдохновленный.

– Не надо, ты ослепишь его, – предостерегла Мелисса.