|
Он стройно вытягивался кверху между четырьмя зелеными гладкими, ровными, как стрела, листками. Цветок его был сплошь черным и блестел, как янтарь. -- Роза, -- сказал, задыхаясь, Корнелиус, -- нельзя терять ни одной минуты, надо писать письмо. -- Оно уже написано, мой любимый Корнелиус, -- сказала Роза. -- Правда? -- Пока тюльпан распускался, я писала, так как я не хотела упустить ни одной минуты. Просмотрите письмо и скажите, так ли оно написано. Корнелиус взял письмо, написанное почерком, который значительно улучшился после первой записки, полученной им от Розы, и прочел: "Господин Председатель, черный тюльпан распустится, может быть, через десять минут. Сейчас же, как только он расцветет, я пошлю к вам нарочного, чтобы просить вас приехать за ним лично в крепость Левештейн. Я -- дочь тюремщика Грифуса, почти такая же заключенная, как узники моего отца. Поэтому я не смогу сама привезти вам это чудо природы. Вот почему я и осмеливаюсь умолять вас приехать за ним лично. Мое желание, чтобы его назвали Rosa Barlaensis. Он распустился. Он совершенно черный... Приезжайте, господин председатель, приезжайте... Имею честь быть вашей покорной слугой Роза Грифус". -- Так, так, дорогая Роза, это чудесное письмо. Я не мог бы написать его с такой простотой. На съезде вы дадите все сведения, которые у вас потребуют. Тогда узнают, как был выращен тюльпан, сколько бессонных ночей, опасений, хлопот он причинил. Ну, а теперь, Роза, не теряйте ни секунды. Курьер, курьер! -- Как имя председателя? -- Давайте я напишу адрес. О, он очень известный человек! Это господин ван Систенс, бургомистр Гаарлема. Дайте, Роза, дайте! -- и Корнелиус написал на письме дрожавшей рукой: "Мингеру Петерсу ван Систенс, бургомистру и председателю Общества цветоводов города Гаарлема". -- А теперь. Роза, ступайте, ступайте, -- сказал Корнелиус, -- и отдадимся воле судьбы, которая до сих пор покровительствовала нам. XXIII. Завистник Действительно, эти бедные молодые люди очень нуждались в покровительстве судьбы. Никогда еще им не грозила такая опасность, как в этот самый момент, когда они были так уверены в своем счастье. Мы не сомневаемся в сообразительности наших читателей настолько, чтобы сомневаться в том, что они узнали в лице Якоба нашего старого друга или, вернее, недругаИсаака Бокстеля. Читатель, конечно, догадывается, что Бокстель последовал из Бюйтенгофа в Левештейн за предметом "своей страсти и предметом своей ненависти: за черным тюльпаном и за ван Берле. То, чего никто, кроме любителя тюльпанов и притом завистливого любителя, никогда не мог бы открыть, то, есть существования луковичек и замыслов заключенного, -- было обнаружено или, во всяком случае, предположено Бокстелем. |
