– Мама... – простонала я раздраженно. – Я бесчисленное количество раз объясняла тебе, что стук так не работает. Ты должна постучать, а потом подождать, хочу ли я вообще, чтобы ты вошла в комнату. Не стучать и в тот же момент врываться.

 – Я не врываюсь. Только заглядываю. И, кроме того... – она протиснулась в узкую щель приоткрытой двери и с многозначительным видом села на мою кровать. – Иди сюда, – сказала она и похлопала по моей подушке. Вот блин. Доверительные разговоры с мамой вечером, были тем, без чего я могла бы прекрасно обойтись. Вздохнув, я подчинилась.

 – Лиси. Мое сокровище, – сказала она так нежно, как только было возможно при ее голосе, часто звучащем в спортивном зале. – С кем ты тут разговариваешь? Господин Никто снова вернулся?

 Леандер злобно улыбнулся. Я должна была держать себя в руках, чтобы не показать ему язык. Господин Никто был моим вымышленным другом. Тогда мне было четыре года, и я была уверена, что господин Никто существовал, даже если его нельзя было видеть. Господин Никто оставался со мной два или три года, потом я поняла, что это было довольно глупо иметь невидимого друга, который жил у меня в шкафу с полками и никогда не отвечал на мои вопросы. И господин Никто исчез вместе со шкафом после того, как я пошла в школу. Но когда господин Никто еще существовал, я с удовольствием разговаривала с ним по вечерам. И судя по всему, Леандер точно знал, кто этот господин Никто.

 – Так, мама, прошу тебя, – запротестовала я. – Мне тринадцать лет! Нет, я репетировала для пьесы. Нам нужно уметь импровизировать, – солгала я. – Спонтанные диалоги и все такое.

 – Ага, – с сомнением сказала мама. – Импровизировать в пьесе? Но ведь ты находишься в команде по брейк дансу и в группе по декорации?

 О, здесь она была права.

 – Не для команды. Для урока немецкого языка. Господин Рюбзам хочет, чтобы мы тренировались говорить свободно и могли отвечать спонтанно на вопросы, – как я в этот момент.

 – Ах, бедный господин Рюбзам. Бедняга был совершенно раздавлен после твоего падения. Он снова и снова извинялся по телефону. Люси, я не спрашивала тебе, потому что сначала тебе нужно было встать на ноги, но теперь, когда тебе уже лучше... – голос мамы предательски дрожал. «О, пожалуйста, только не приступ рыданий снова», – мысленно умоляла я.

 – РАДИ БОГА, О ЧЕМ ТЫ ТОЛЬКО ДУМАЛА? – заорала она. Я вздрогнула. – Ты выпрыгиваешь из класса на крышу спортзала, а затем на фонарь. На фонарь?!

 Как будто мамин порыв был сигналом, Леандер с озорной улыбкой оттолкнулся от моего письменного стола, шатаясь, сделал два неуклюжих шага вперед и сильно ущипнул маму за ее квадратный зад.

 – Ой! – завизжала мама и ударила меня по правой руке, которая лежала рядом с ее попой на простыне. – Молодая барышня, что ты делаешь!

 .– Итак, значит, она меня чувствует, – объективно прокомментировал Леандер и вернулся назад к моему столу. На короткое мгновение я прижала руку ко рту, чтобы проглотить все проклятия, которые были готовы сорваться с моего языка.

 – Извини, мама, мне очень жаль, я подумала, что это отвлечет тебя, – прошептала я сокрушенно. – Я не хочу, чтобы ты ревела из за меня. – Мама, сморщившись, потирала свой зад.

 – Нет, подобное меня не отвлекает. Даже совсем чуть чуть! Дорогая, ты могла разбиться! Глаза Леандера засветились голубоватым цветом, и он задрожал всем телом. Затем оба, Леандер и мама, посмотрели на меня так укоризненно, что я на несколько сантиметров вжалась в подушку.

 – Это была проверка на смелость, – выдумала я. – Они сказали, что я никогда не осмелюсь выпрыгнуть из окна на школьный двор, а я не хотела выглядеть трусихой.