Все‑таки понял, что я его узнала.

Я не решилась говорить с ним в присутствии Юлии, и он отправился вниз. Донесся шум мотора, – наверное, повел машину в гараж. В какой комнате живет Антон? Может, нам удастся поговорить, когда остальные уснут? Но нет, здесь хорошая система безопасности: датчики движения и детекторы света не только защищают от непрошеных гостей, но и записывают каждое движение. Надо найти возможность пообщаться вне шале. Какой повод может найти охранник Юлии, чтобы поговорить с водителем ее отца? Может, придумать, что мне надо куда‑то съездить на машине? Юлия, конечно, знала, что у нас с Транковым что‑то было, но, пока дело не касалось Сюрьянена, мои отношения с мужчинами ее не волновали. С ее точки зрения, это естественно, что обслуга дружит и общается между собой.

Комнаты на втором этаже были просторные, площадью метров по двадцать, и каждая с прекрасным видом из окна. В одной из них в углу были свалены вещи – Лешины, судя по гигантскому размеру. На всякий случай я принюхалась, но не почувствовала знакомого запаха туалетной воды Давида. Или Антона. Удивительно безалаберный тип этот Леша – оставил двери нараспашку, хотя каждая комната закрывалась на ключ. Наверху была открыта еще одна комната, наверное для меня. Не зажигая света, я подошла к окну и выглянула, пытаясь понять, где расположено шале. Внизу расстилалась темная долина, на западе светились огни лыжной трассы и какого‑то небольшого городка. Недавно я установила в телефон GPS‑навигатор; возможно, он мне пригодится.

Я занесла сумку в комнату и почувствовала, что проголодалась. Однако о еде никто не упоминал. У Сюрьянена за стряпню отвечала Ханна, которая принципиально не пускала никого на кухню. Надо думать, в таком шале должна быть какая‑нибудь прислуга, хотя бы кухарка. Я достала из сумки энергетический батончик и принялась изучать комнату, пытаясь найти спрятанные микрофоны или камеры. Пожалуйста, пусть Леша следит за моими передвижениями по коридорам, но в спальне я хочу обойтись без чужих глаз. Однако я ничего не нашла, кроме сигнализации на окнах, которая сработала бы, если бы их попытались открыть снаружи. От земли мое окно отделяло метров десять, так что взлома можно было не бояться. Зато ясно: хозяевам шале есть что охранять. И кто же эти хозяева, хотелось бы знать?

Заперев дверь и спрятав ключ в карман, я спустилась в холл. Там пахло сыром. Дверь одной из комнат была приоткрыта: похоже, это столовая, в углу на столике красовалась корзина с фруктами. Я взяла яблоко, обернулась и увидела, что в дверях стоит Иван Гезолиан и с усмешкой смотрит на меня.

– Проголодалась?

Я кивнула.

– Пьер накроет тебе на кухне. Спроси у Юлии, понадобишься ли ты ей еще сегодня. Леша тебе объяснит остальное. Я буду ужинать вдвоем с дочерью.

Он говорил мягким голосом, но спорить с ним не хотелось. К тому же мне было совершенно все равно, где есть, лишь бы уже положить что‑нибудь в рот. Тогда я снова обрету возможность соображать и придумаю, как мне прижать Давида к стенке. Надеюсь, это окажется очень жесткая стенка.

Чувство голода оказалось сильнее гордости, и я пошла на запах сыра. Он привел меня на кухню, где Леша уже сидел за столом перед большой тарелкой с вареной картошкой, ветчиной и сыром раклет. У плиты хлопотал высокий темнокожий худощавый мужчина. Услышав мои шаги, он обернулся.

– Вы охраняете мадам Герболт? – спросил он по‑английски с сильным франко‑швейцарским акцентом.

Когда я кивнула, он подошел и расцеловал меня: сначала в правую щеку, потом в левую, затем снова в правую. Наверное, здесь так было принято. Потом сообщил, что он повар и что на ужин предлагается сыр раклет с соответствующим соусом. Я кивнула, и он усадил меня напротив Леши. Не успела я и глазом моргнуть, как Пьер налил мне бокал белого вина и продолжил хлопотать у плиты. Он напевал что‑то по‑французски, мелодия была мне знакома, наверное, я раньше ее где‑то слышала на другом языке.