Ужин оказался отличным, маринованные огурцы и луковая подлива были просто великолепны.

– Нет, не умеют они здесь правильно огурцы солить, – покачал головой Леша, когда я потянулась за добавкой. – Это умеют делать только в России.

Было похоже, что он не прочь пообщаться, и было бы глупо с моей стороны продолжать молча жевать. Я подхватила тему и сказала, что обожаю русские соленые огурцы с чесноком и медом. Мы продолжали кулинарную беседу, Леша рассказал, что любит баранье жаркое и медвежатину. Мой вопрос, как давно он работает на Гезолиана, прозвучал вполне уместно.

– Очень давно! Двенадцать лет. Иван Романович отличный босс, и я совершенно не собираюсь менять работу.

– Выходит, ты знал Юлию еще подростком.

– Да, в детстве она была забавным неуклюжим ребенком. – Леша улыбнулся. – Носила брекеты и лечила прыщи. А теперь только посмотри, какая красавица выросла! Этот финн должен быть счастлив, что отхватил себе такое сокровище. Видно, не последний человек в вашей стране.

В свете приближающихся выборов Сюрьянен пытался предугадать, каким будет следующее правительство и, соответственно, на чью сторону переметнуться. Обходными путями он направлял деньги своим доверенным лицам, даже как‑то поинтересовался, не соглашусь ли я выступить в качестве официальной поддержки группы депутатов, хотя на самом деле спонсором являлся он сам. Я отказалась, сославшись на то, что, во‑первых, ничего не понимаю в политике, а во‑вторых, людям моей профессии лучше не вести активной общественной деятельности.

– Мы, охранники, все равно что солдаты. Служим своему хозяину, но стараемся держаться подальше от партий и движений.

Это удовлетворило Сюрьянена, который, по‑видимому, относился ко мне скорее как к компаньонке своей невесты, чем к охраннику.

А у Пьера уже было готово следующее блюдо. Я невольно залюбовалась: он словно танцевал у плиты, отточенными движениями напоминая мне Йоуни – повара ресторана «Санс Ном», который в свое время отказался от высокопарного звания шеф‑повара, предпочитая более короткое и звучное – кок. Пьер подтянул галстук, поправил белую шапку, улыбнулся мне и отправился в столовую подавать горячее. Я снова решила воспользоваться ситуацией.

– Послушай, а этот Антон так же давно работает у Гезолиана, как и ты?

– Это водитель не Гезолиана, а владельца шале, – ответил Леша с набитым ртом. – Какой‑то эстонец, хорошо, что говорит по‑русски. Финны и эстонцы хорошо понимают друг друга?

– Так себе.

Зачем Давид устроился работать водителем к другу Гезолиана? И кто же этот загадочный друг? Я задала Леше этот вопрос, но тот ответил только, что какой‑то швейцарский банкир, с которым у Гезолиана общие дела.

– Больше знать ни мне, ни тебе не положено. А правда, что финны едят сырую рыбу, как японцы, или это болтовня?

Посреди моего кулинарного доклада возвратился Пьер: мадам желает меня видеть после ужина и вечернего эспрессо. Я решила не торопиться, Юлии будет полезно немного подождать. Пьер принес из столовой грязную посуду и сообщил, что Гезолиан с дочерью направились пить кофе в библиотеку. Судя по всему, она находилась в северном крыле.

Дверь в библиотеку была не менее трех метров высотой, и мне пришлось приложить усилия, чтобы ее открыть. Войдя, я почувствовала себя лилипутом: таким огромным было все вокруг. На полках за стеклянными дверьми стояли старинные книги в толстых переплетах, многие с русскими надписями на корешках. Кресла с резными деревянными спинками и кожаными подушками, такие высокие, что ноги Юлии в туфлях на каблуках не доставали до пола и она, словно маленькая девочка, болтала ими в воздухе.