В: Не вы ли сказывали, будто не видели никого за работой? Отчего же такое противоречие?

О: Работать они работали, да не как мы.

В: Что значит «не как мы»?

О: Не по необходимости, но по доброй воле.

В: Из чего вы это вывели?

О: Из того, что они при этом пели да радовались. А иные отдыхали или играли с детишками. И тут я пригляделась к мужчинам в белых одеждах и узнала в них тех, старого и молодого, что являлись мне ночью на капище. Молодой — которого я тогда почла за плотника, который указывал на небо, — держал теперь на плече косу, будто сей лишь миг оторвался от работы. А старец в белой бороде стоял под сенью дерева, положив руку на деревянный посох, и листва зеленела над головой, а из неё выглядывали яркие плоды наподобие апельсинов. Он имел вид человека предоброго и премудрого, и ясно было, что сам он не работает, но обозревает земли вокруг, как хозяин, и все должны смотреть на него как на своего отца и господина.

В: К какому народу можно было отнести старца по его облику?

О: Ко всякому. Не арап, не белый, не жёлтый, не бурый.

В: Это не ответ.

О: Другого дать не могу. А чудесам всё не было конца. Женщина, которую я видела ожидающей нас за окном, была та самая, что сидела подле меня на скамье в недрах червя и которую я всё держала за руку. У меня голова кругом пошла. Гляжу на свою соседку — а она тут рядом сидит как сидела. Ну не диво ли? И тут она — и там, за окном, она, только в белом одеянии. А та, что сидит рядом, смотрит и улыбается: вот, дескать, тебе загадка, ну-ка, разгадай. А потом вдруг склонилась ко мне и поцеловала в губы поцелуем чистейшей любви, словно бы убеждая не пугаться увиденного за окном: и ничего тут нету страшного, что она и держит меня за руку и стоит рядом со старцем под деревом. А тот ещё протянул руку и подвинул её ближе к себе. И этим он ясно изъявлял: «Она мне родная, плоть и кровь моя».

В: Разве то обстоятельство, что она находилась сразу в двух местах, не показывает со всей очевидностью, что это вам пригрезилось во сне?

О: Тебе доказывает, а по мне — всё равно это не сон. Как не во сне я и сама точно брела тем самым лугом.

В: Что делалось при этом с Его Милостью? Не приметили вы, в каких чувствах наблюдал он видение за окном? Был ли он заворожён им, верил ли, не верил?

О: Я тогда о нём вовсе позабыла, и о Дике тоже — по крайности в ту минуту. А до того и правда бросила как-то взгляд. Его Милость смотрел не в окно, а на меня, словно больше любопытствовал узнать, каково покажется это зрелище мне. Как джентльмен в театре: сидит рядом с дамой и всё больше не на сцену, а на неё.

В: Не показывает ли это, что зрелище уже было ему знакомо, что вас привезли туда с намерением представить вам картину, виданную им прежде?

О: Этого я не знаю. А он поймал мой взгляд и улыбнулся, как бы разумея: «Смотри не на меня, а вон на что».

В: Как именно улыбнулся?

О: Как никогда прежде. Как дитяте, убеждая его смотреть, если хочет понять.

В: А Дик? Что он?

О: Точно как я: глядел и изумлялся.

В: Хорошо. Что там было дальше на этом лугу?

О: И вот, как я сказывала, вообразилась я себе идущей по лугу. Вдыхаю благоухание цветов и скошенной травы, слышу, как дрозды да жаворонки поют-заливаются и косари тоже поют…

В: Что они пели? Разобрали вы слова, узнали напев?

О: Напев, сдаётся мне, старинный: я такой слыхала ещё в младенческие лета, хоть родительская вера к музыке и не благоволит.