В: И вы не видели нигде супружеских пар или там любовников, что ли?

О: Нет, не видала. В Вечном Июне такое не в обычае.

В: Что у них не в обычае? Уж не живут ли они на манер католических монахов и затворниц-монашек? А детей вы тоже не видели?

О: Дети были, да только не плотского порождения. Плоти и грехам её туда доступа нет. Заведись они — не было бы Вечного Июня.

В: Видели вы, чтобы люди там работали?

О: Разве что в садах и в полях. Себе на радость.

В: Не имелось ли там лавок, уличных торговцев, рынков?

О: Нет, не имелось. Фабрик и мастерских тоже не видать.

В: А солдат, людей с оружием?

О: Там оружия не носят.

В: Ну, сударыня, уж это никак на правду не похоже.

О: В нашем мире — не похоже.

В: Что же поделывала ваша леди в продолжение воздушного путешествия?

О: Сидела на скамье подле меня и всё обнимала. И я, не отводя глаз от окна, положила голову ей на плечо.

В: Исходила ли от неё телесная теплота?

О: Как от меня.

В: Пусть и загрезившись, как разумели вы об этом явленном вам фантазмическом городе?

О: Что это тот самый город, откуда родом эта леди, что он не от мира сего, но от иного мира, против нашего совершеннейшего, который имеет знания обо всём, что неведомо нам. Что жители его внешним образом с нами сходствуют и не сходствуют, и более всего несходны с нами в том, что наружность у них выражает покой, и довольство. Нигде я там не нашла ни сирых, ни убогих, ни увечных, ни хворых, ни голодных. Не видала и таких, кто бы кичился роскошеством и богатством. И было заметно, что они довольны равенством своего состояния, оттого что при нём ни один человек не нуждается. И всеобщим целомудрием довольны, оттого что при нём никто не грешит. Не то что в этом мире, где алчность и тщеславие оковали сердца мужчин и женщин железом, отчего всякий поступок и самая жизнь человека подчинены единственно его корысти.

В: Вам, сударыня, велено излагать, что вы видели, а не как о том трактует демократическое вольномыслие, каким вы с недавних пор заражены.

О: Демократическое? Я такого слова не знаю.

В: Демократия есть правление подлой черни. Я чую в тебе этот дух.

О: Нет, это дух христианской справедливости.

В: Оставим это. Называйте как хотите.

О: Верно тебе говорю: этот мир хоть и имел некоторое наружное сходство с нашим, но в нём я не увидала ни солдат, ни караульщиков, ни тюрем, ни скованных узников, ни иных знаков, что кому-то не по мысли тамошние порядки, что кто-то делает злое и его должно покарать или обуздать.

В: Довольно, тебе говорят!

О: Ты мне, понятно, не веришь, но я тебя в том извиняю. В то время я и сама не верила, потому что во мне ещё крепко сидели понятия мира сего. Не могла я взять в толк, как это возможно, чтобы меж людьми был такой лад и согласие, когда тут, внизу, даже один народ внутри себя живёт недружно — что уж говорить о разных народах. Там же не нашла я и следа войн и разрушений, лютости и зависти — но увидала только жизнь вечную. И знаешь, я хоть и не вдруг, но разглядела, что мир тот сущее Царствие Небесное.

В: Царствие Небесное по вашим понятиям. Тут разница.

О: А вот слушай дальше, мистер Аскью. Мы летели всё ниже, ниже, благодатный Вечный Июнь всё приближался, и наконец мы опустились среди луга, поросшего травой и цветами.