Вспоминая теперь этот разговор, Адамчик снова украдкой поглядел на Уэйта. Да, этот выйдет целым из любой передряги. Одним куском, как он говорит. Кто-кто, а он везде выживет.

Тем временем Филиппоне и его банда продолжали издеваться над Хорьком. Теперь итальянец заставлял солдата громко повторять за ним похабную частушку. Красный, весь взлохмаченный Хорек пытался отказаться, отчаянно тряс головой, отчего мокрая нижняя губа беспомощно моталась из стороны в сторону, умолял оставить его в покое. Развеселившиеся парни и слышать об этом не хотели. Они все же заставили солдата повторить громко и слово в слово всю гадость, которой его учили, и только после этого отошли. Уже уходя, Филиппоне вдруг спросил Логана:

— А спасибо-то ты мне скажешь? За науку, а? Я ведь так старался…

— Да, да… Спасибо тебе, — еле слышно, не поднимая головы, выдавил Хорек. — Спасибо.

Довольно ухмыляясь, Филиппопе отправился к себе, Кастальди и двое других двинулись следом.

Адамчик до глубины души ненавидел Филиппоне. Этот итальянец был настоящим мерзавцем, опытным и готовым на все подонком. Адамчик даже молился в душе, чтобы он провалился на зачетах. Хотя прекрасно понимал, сколь слабы, а скорее всего просто безнадежны были его мольбы. Ведь этот итальянец был жестоким бойцом. И он обладал теми качествами, о которых говорил Магвайр, когда рисовал им портрет настоящего морского пехотинца. Да, пожалуй, Филиппоне был даже чем-то похож на Магвайра, во многом повторял его. Наверно, поэтому его и командиром отделения назначили.

Он взглянул на Хорька, сидевшего на рундуке согнувшись над учебным пособием. Увидел отвисшую большую розовую губу, толстые линзы очков армейского образца, неуклюже сидевших на носу, и вдруг почувствовал что-то вроде жалости к этому парню. Захотелось помочь ему, выразить сочувствие, что ли. Но он тут же сказал себе, что помочь ничем не может, стало быть, нечего и голову ломать.

Неожиданно он поймал себя на мысли: интересно, а о чем сейчас думает сам Хорек? Да и вообще, думает он о чем-нибудь или нет? Может быть (Адамчик внушал себе это скорее для собственного успокоения), парень вовсе и не переживает то, что произошло несколько минут назад. Ведь есть же немало людей, которые ничего особенно близко к сердцу не принимают. Может, и этот парень из таких. С такой рожей, как у него, всю жизнь будешь объектом насмешек. В конце концов, как тут не привыкнуть. Не исключено, что он просто не обращает никакого внимания на то, что о нем говорят.

Придя к этому выводу, Адамчик тут же решил, что, пожалуй, плечи у Хорька опущены вовсе не так, как это бывает у людей одиноких и подавленных. Скорее, так делают искусные и терпеливые хитрецы. Вот именно, хитрецы. Недаром ведь вон сколько раз бывало, что все новобранцы переживают, злятся, а этот Хорек сидит себе как ни в чем не бывало и в ус не дует. Его, видно, ничто особенно не волнует. Ох, уж этот Хорек. Только о себе и думает, хитрюга. Ну и эгоист.

От этих мыслей Адамчику почему-то стало легко на душе. Но вечером, когда взвод вернулся с ужина и солдаты занимались чисткой оружия, гнетущее ощущение вернулось снова. Филиппоне и Магвайр, Хорек, «взводная мышь», Свинья, Уэйт, он сам — рядовой Адамчик — все они перепутались, смешались у него в голове, разом кричали и бранились, толкались и плакали. Он едва не начал орать во весь голос.

— Хватит с меня, — твердил он себе шепотом. — Хватит. Больше я уже не могу. Все получил. Сполна. С меня хватит!

— Хватит? — неожиданно переспросил его сидевший рядом Уэйт. — Ты что, уж не собрался ли лапки вверх поднимать? Струсил, что ли?

— А что делать? Что? До каких же пор терпеть этого Магвайра? Смотреть, как он издевается над людьми.