16

Тут уже не стреляли.

Да и по селу стрельба очень скоро утихла. Червоный прекратил расправу, жестом позвал к себе двух своих, велел поднять пленного, бандеровцы подхватили его под обе руки, не обращая внимания, что враг ранен. Теперь уже я не мог просто так стоять в стороне, поэтому тоже приблизился. На меня никто не взглянул, только Червоный взял свой «шмайсер», повесил его на шею, положил руки на дуло и приклад, спросил громко:

— Кто такой? Чей приказ напасть на село?

Окровавленный пленный мочал, и Червоный перевел взгляд на меня.

— Участковый уполномоченный, лейтенант милиции Середа! — так же громко назвался я. — Отвечай: кто такой, чей приказ исполняешь!

Пленный поднял голову, глянул мне в лицо, попытался сплюнуть — слюна повисла на нижней губе, струйкой стекла ему на грудь.

— Дурак ты, лейтенант, — произнес он по-русски, затем перевел взгляд на Червоного, с ним заговорил по-украински, на западном диалекте: — А вам все равно кранты, курвы немецкие.

Червоный коротко замахнулся ударил, целясь кулаком в центр лица пленного, и попал в цель. От удара тот дернул головой и упал бы, да двое бойцов держали его крепко. Кривясь от боли, пленный сплюнул кровавую слюну, вместе с ней выплюнул и зуб.

Тем временем подтягивались остальные. Бойцы УПА двигались с противоположной стороны села, я не считал всех, но вряд ли их было меньше полутора-двух десятков. В толпе послышались злые крики, и несколько пришедших ввели во двор еще трех пленных. Окровавленные, в разодранных мундирах, он сразу сбились вместе, поглядывая на того, кого пытался допрашивать командир бандеровцев. Их появление отвлекло его, и он спросил, развернувшись всем корпусом:

— Это все?

— Все, кто остался, друг Остап! — крикнул один из бойцов.

— Трупы где?

— Кто где…

— Друг Хорь, как хочешь, а все трупы этих паскуд нужны здесь. Собирайте быстро, тащите на площадь, перед советом. Пусть люди их видят. Эти, — он кивнул на уцелевших, — сами туда пойдут.

— Не убивайте!

Вскрикнув так, один из троицы пленных рванулся вперед, получил прикладом автомата по спине, упал мордой в землю, но не успокоился — ужом пополз к Червоному. Ползти ему не мешали, командир только отступил на несколько шагов назад, чтобы тот не коснулся руками его сапог.

— Да веди же ты себя достойно! — снова откликнулся первый, судя по всему, действительно старший среди нападавших — пока я назвал их для себя именно так.

— Слышал, что сказали? — спросил Червоный и, уже не обращая на того внимания, повернулся к людям. — Кто из них называл себя Остапом?

Жена убитого почтальона, Докия Топорчук, вялым жестом отстранила от себя перепуганных детей, протянула в сторону своего мучителя руку.

— Вот, он!

— Что он сказал? Повторить можешь?

— Назвался командиром УПА Остапом. Говорил — мы тут слишком ретиво служим клятым москалям. Проводят показательную акцию…

— Еще?

— Ничего больше не успел… Вы… ваши появились.

Командир приблизился к своему пленному вплотную, переступив через его распластанного по земле товарища.

— Значит, ты Остап, — неторопливо промолвил он, медленно расстегивая верхние пуговицы мундира.