То, на что он надеялся, произошло: какой-то слуга, тащивший слишком большой поднос, с радостью принял предложение Джека поддержать ношу с другой стороны, и это дало юноше возможность беспрепятственно проникнуть внутрь павильона. По дороге ему пришло в голову, что коль скоро его могут лишить наследства, то, стало быть, играя роль бедного воздыхателя, он не так уж грешит против истины. Ну что ж, некая толика правды в разыгрываемом им представлении пойдет только на пользу.

Поставив поднос, — слуга, поглядывая на неожиданного помощника с любопытством, рассыпался в благодарностях, — Джек протолкался сквозь толпу поваров и прислуги. Музыка только что смолкла, и на кухне царила толчея. После танцев следовало подать напитки и закуски. Задержавшись у входа в главное помещение, Джек обвел взглядом сцену, довольный тем, что он снова наблюдатель, а не объект наблюдения. Можно, конечно, было заплатить за билет и попытаться войти в зал, как все, но тут предвиделись осложнения. В городе с преимущественно гражданским населением военный мундир сам по себе привлекал к себе излишне пристальное внимание, а у Джека вдобавок он был так потрепан, что его могли просто сюда не пустить.

Если в купальнях взор юноши увязал в удручающем однообразии полотняных балахонов, то здесь, напротив, умопомрачительное разнообразие фасонов и калейдоскопическое смешение красок кружило голову и слепило глаза. Даже костюмы мужчин пестрели самыми фантастическими расцветками, а уж о дамах нечего было и говорить. За время отсутствия Джека в моду вошли шелковые передники, позволявшие женщине, по существу, появляться на людях как бы сразу в двух платьях. Однако вкуса для правильного подбора цветов хватало далеко не у всех, и всюду мелькали самые причудливые наряды. К примеру, одна расфуфыренная особа напоминала кусок слоеного пирога, а ее раскрасневшееся лицо походило на воткнутую в него сверху редиску. Сутолоку усугубляли волочившиеся за танцовщицами шлейфы, доходившие до двух ярдов длиной. Чтобы не наступать на них, кавалеры шарахались в стороны, спотыкались и принимали нелепые позы, словно являясь участниками какой-то массовой клоунады.

Найти Летицию в такой толпе было делом почти невозможным, но, к счастью, все это коловращение понемногу рассеивалось по мере того, как гости расходились из танцевальной залы по боковым комнатам, спеша к напиткам, закускам или ломберным столикам. Наконец Джек углядел и ее — свою любовь и мечту, как естественностью манер, так и изысканной незатейливостью наряда разительно отличавшуюся от крикливо разодетых жеманниц, фальшиво хохочущих над тупыми остротами окружающих их волокит.

Собравшись было направиться прямиком к ней, он вдруг физически ощутил на себе чьи-то взгляды и, обернувшись налево, увидел парочку так называемых макаронников, весьма приверженных моде хлыщей, относящих себя к сливкам общества. Похоже, с уходом его на войну их в Англии развелось выше меры.

Головы этих павлинов, к слову сказать, не столь уж и юных, обрамляли букли, круглые лица были густо напудрены, губы подкрашены бордовой помадой, брови выщипаны — волосок к волоску. Желтый камзол и розовый жилет одного перекликались в обратном порядке с розовым камзолом и желтым жилетом другого, и вдобавок на ногах у обоих посверкивали одинаковые зеленые туфли. Каждый хлыщ манерно подпирал ладонью локоть руки, сжимавшей лорнет.

Через эти дурацкие, поднесенные к носу стекляшки они без стеснения пялились на младшего Абсолюта, при этом более всего походя на пару забавных фарфоровых статуэток.

Но в их словах забавного было мало.

Как это неизящно, — промолвил один макаронник, с отвращением озирая вылинявший мундир неизвестно как затесавшегося в приличное общество кавалериста.

— Я бы сказал, даже дурно, — поддержал его другой хлыщ, глядя Джеку в глаза.

Взгляды обоих скользнули вниз, потом снова взметнулись.