— А женщина?
— La Puta Dorada? — Родригес улыбнулся. — Она ушла с французской армией. Сопровождаемая уланами.
Хоган думал о том, как боялся Веллингтон, что Шарп ворвется в женский монастырь. Похоже, что он сделал именно это.
— Что люди говорят о женском монастыре?
Еврей рассмеялся.
— Они говорят, что это должны быть французы. После того, как тот человек спас француженку и ушел с французской кавалерией.
Значит, все кончено, подумал Хоган, все кончено. Шарп потерпел неудачу. Но лучше умереть так, чем быть повешенным, решил он.
— Так что происходит теперь, майор?
— Теперь? Мы совершаем марш. Или французы попытаются остановить нас, или они этого не сделают.
— Они сделают.
Хоган кивнул.
— Тогда будет сражение.
— Которое вы выиграете. — Родригес улыбнулся. — И если вы победите, майор, что тогда?
— Мы будем гнать их к границе.
— А затем?
Хоган улыбнулся. Родригес никогда не просил плату за информацию — по крайней мере, не плату в золоте. Ирландец постучал пальцем по карте.
— Новый порт для поставок. Здесь.
Родригес улыбнулся. Информация стоила небольшого состояния. У него будут люди и склады в этом порту — готовые, прежде чем его конкуренты узнают, что британские поставки больше не производятся окольными путями из Лиссабона.
— Спасибо, майор. — Он встал.
Хоган проводил Родригеса до дверей, провел мимо часовых и потом прислонился к дверному косяку, глядя как струи дождя блестя в свете походных костров. Шарп умер? Он думал так и раньше и ошибался. Он смотрел в темноту на востоке, думал о призраках, зная, что Шарп мертв, и все же не веря этому.
А утром, когда дождь все еще лил и ветер напоминал скорее о зиме в Ирландии, чем о лете в Испании, армия продолжила движение вперед. Солдаты шли в поход охотно, идя навстречу сражению, которым поход закончится марш, шли к городу золотых шпилей — Витории.
— Ешьте!
Шарп кивнул. Девушка сунула ложку с супом ему в рот — жирный, теплый, вкусный суп.
— Что это?
— Лошадь. Теперь сидите! Придет доктор.
— Я в порядке.
— Вы не в порядке. Вам повезло, что вы живы. Ешьте!
Его мундир висел на стене — мундир, который спас ему жизнь. Множество одиноких французов было забито до смерти в Бургосе после взрыва, но Шарпа как раз в тот миг, когда нож должен был пронзить его мундир, сочли английским офицером. Мужчины не были уверенны. Они спорили — некоторые говорили, что кавалерийские штаны и сапоги у него французские, но другие были уверены, что темно-зеленая куртка — британская. Пуговицы с черными коронами решили дело. Ни у одного француза не было корон на пуговицах, поэтому они оставили Шарпа в живых.
Девушка смеялась над ним.
— Ешьте.
— Я пытаюсь! — У него были перевязаны обе руки. Он чувствовал ушибы по всему телу. На голове повязка. — Какой сегодня день?
— Вторник.
— Какое число?
— Откуда я знаю? Ешьте.
Он знал, что находится в доме плотника, который так удачно сразил его молотком. Стараясь возместить причиненный ущерб, плотник выделил Шарпу эту комнату и даже наточил его палаш и поставил у кровати Шарпа. Девушка была единственной хозяйкой в доме — черноволосая, пухлая, вечно улыбающаяся и кокетливая. Она была слепа на один глаз — вместо зрачка на нем было белое бельмо.
— Ешьте!
Пришел врач — мрачный человек в длинном, запятнанном черном пальто. |