Лерой был прав: его работа состояла в том, чтобы превратить Южный Эссекс в лучший батальон, каким он только мог быть, и никогда не было времени более благоприятного. У батальона был хороший полковник, и новые офицеры, вроде Д’Алембора, обещали многое. Он внезапно почувствовал себя так, как если бы судья отложил исполнение смертного приговора. Он избежал последствий собственной глупости, и он ехал навстречу кампании, лету и будущему. Безумие ушло, гибель миновала, и он был жив.
Глава 5
Той ночью, за плотными занавесями, в обшитой темными панелями комнате, освещенной толстыми свечами, отбрасывающими мерцающий свет на золотое распятие, маркиз де Казарес эль Гранде и Мелида Садаба молился.
Он задавался вопросом, почему инквизитор приехал к нему, чтобы передать письмо от жены, любопытствовал, зачем для письма понадобился столь выдающийся курьер, но теперь он это понял. Губы маркиза шевелились, пальцы перебирали четки, глаза смотрели на распятие, покуда маленькая золотая святыня, казалось, не сошла со стены и повисла в воздухе. Он потряс головой, чтобы отогнать видение.
— Что будет с англичанином?
— Веллингтон отошлет его домой. — Голос инквизитора звучал глухо, как из ямы. — Веллингтону нужен союз с испанцами.
Маркиз застонал, поднимаясь с колен.
— Я должен был убить его.
— Ваша честь не пострадала. Именно он сбежал, не вы.
Маркиз обернулся, чтобы посмотреть на отца Ача. Инквизитор был таким, каким священник должен быть, с точки зрения маркиза: высокий, сильный, с жестоким и мрачным лицом, воин Бога, который знает, что жалость — роскошь в борьбе против зла. Маркиз, который очень хотел иметь твердость, которую он видел в инквизиторе, нахмурился.
— Я не понимаю, что могло заставить мужчину делать это! Оскорблять ее!
— Он англичанин, он родом из сточной канавы, он — язычник.
— Я должен был убить его.
— Бог сделает это.
Маркиз сидел напротив инквизитора. Они были в спальне маркиза, предоставленной на ночь мэром этого маленького города. Свет от свечей дрожал на красном пологе кровати, на изображении распятого Бога, и на мрачном, словно вырубленном топором, лице испанского инквизитора. Маркиз посмотрел в его мрачные глаза.
— Елена приедет ко мне?
Он использовал испанскую форму имени его жены.
Инквизитор кивнул.
— На нее будет наложена епитимия, разумеется.
— Разумеется. — Маркиз чувствовал, как в нем просыпается желание. На столике у кровати стоял ее портрет — портрет, который был с ним в Банда Ориенталь и который изображал ее нежную кожу, широко раскрытые глаза и тонкое лицо. Она шпионила для французов, и этот факт не мог быть скрыт от Маркиза, но инквизитор уверил его, что шпионаж был просто прихотью женщины.
— Она скучала по вам, монсиньор, ее подталкивали одиночество и несчастье. Она пройдет через публичное покаяние.
— И она сделает это?
— Она хочет добиться вашей благосклонности, монсиньор.
Маркиз кивнул. У него был откровенный, шокирующе откровенный разговор с мрачным инквизитором. Да, сказал священник, были слухи о маркизе, но какая женщина не вызывала слухов? И была ли в тех слухах правда? Священник покачал головой. Не было никакой.
Возможно потому, что отец Ача открыто признал, что его жена шпионила для своей родины, маркиз поверил лжи о ее верности ему. Он хотел верить этому. Втайне он признавал, что было ошибкой жениться на ней, но какой мужчина не захотел бы жениться на такой нежной, такой прекрасной девушке? Он знал, что женился из-за похоти, греховного чувства, и он каялся в этом грехе сто раз по сто. Теперь, кажется, на его молитвы ответили, и она хотела получить его прощение и его любовь. |