| — П…помощь? — переспросила Зоя. — Какая? Она посмотрела на не спеша отдалявшуюся от нас Светину фигуру. — Дружескую, какую же ещё. Я взял Каховскую за руку (её пальцы оказались холодными, несмотря на стоявшую в городе совсем не осеннюю жару), потащил Зою вниз по ступеням — девочка упиралась, но неактивно. — Нам нужно догнать Зотову, — сказал я. — З…зачем? Каховская едва переставляла ноги. Но активно не сопротивлялась. — Узнаем, что за ерунда тут происходит, — сказал я. — Иди нормально, Каховская! Не тормози. Подхватишь меня, если вырублюсь. Как тогда, около школы. Чтобы я не расквасил физиономию. Надя… мама расстроится, если вернусь домой с опухшей мордой. Ты меня поняла, Каховская? Зоя не ответила. Она вздрогнула от моего оклика… промолчала и будто снялась с тормоза. Девочка зашагала увереннее — словно шла теперь не по принуждению. И даже ускорила шаг (сжала мою ладонь, рукой прижала к себе мешавшую ей идти сумку). Но не смотрела на Зотову — Каховская поглядывала мне в лицо. Вопросов не задавала. Однако те читались в её взгляде (удивлённом, настороженном, слегка испуганном). С ответами я не спешил. Потому что пока и сам их не знал. Действовал, опираясь на предчувствие и догадки. Желал прояснить ситуацию именно сейчас, а не после: в школе или на тренировке. Да и не хотел… опоздать. Расстояние между нами и Зотовой теперь не увеличивалось — напротив: быстро уменьшалось. Света услышала звуки наших шагов — взглянула через плечо. Её глаза блеснули (как блестели и плафоны фонарей, отражавшие солнечные лучи). Зотова поправила свалившуюся ей на лоб чёлку, усмехнулась. Но не остановилась — лишь горделиво вздёрнула курносый нос и приподняла подбородок (в моей голове мелькнула мысль, что Света передразнивала Каховскую) и отвернулась. Всем своим видом девочка показала, что не намерена с нами общаться: Зотова намекнула, что мы ей не интересны. Зоя Каховская фыркнула; будто нарочно, чиркнула по земле каблуком. Света не отреагировала на резкий звук; не ускорила и не замедлила шаг, не сменила она и направление движения (не уклонилась от встречи с нами). И всё же она вздрогнула, когда я ухватил её за руку.   * * * Сквозь всё ещё не стихший в моей голове грохот доносились слова Зои Каховской: — Всё хорошо, Миша. Всё хорошо, Мишенька. Всё хорошо… Боль отступила (но совсем не исчезла — осталась в моей памяти). Запах гари сменился запашком уличной пыли и человеческого пота (ещё мне почудился едва уловимый аромат женских духов). Я сообразил, что не оглох: слышал сейчас не только звон, но и голос Каховской, чириканье птиц, шум проезжей части — всё это казалось теперь едва ли не райскими трелями. Я не ослеп от вспышки — понял это, когда увидел перед собой подсвеченное красками заката небо, похожие на куски ваты облака и Зою Каховскую. Девочка всматривалась в моё лицо, хмурила брови, шевелила губами. Наглаживала мою голову тёплой ладошкой. И повторяла однотипные фразы (будто проигрыватель, в котором заело пластинку). Я пошевелился, но голову не приподнял: сил на такой подвиг не нашёл.                                                                     |