Не дожидаясь ответа, подошёл к висевшим на стене рамкам. Отыскал нужную (уже неплохо ориентировался в этой «фотовыставке»). И указал на фотографию, с которой смотрели два улыбчивых молодых лейтенанта. Я ткнул пальцем в грудь человека, стоявшего на фото рядом с Яковом Лукиным.
— Фрол Прокопьевич, именно это лицо я видел в отражении. Это был он. Я хорошо его рассмотрел — и узнал.
Пенсионер подошёл ко мне. Взглянул на прятавшееся под стеклом лицо мужчины. Удивлённо вскину брови.
— Миша Галустян? — произнёс он.
Он снял рамку со стены, поднёс её к своему лицу (будто силился рассмотреть на фотографии то, чего не замечал раньше).
Пробормотал:
— Не может быть… Зачем?
Я пожал плечами.
— На этот вопрос он вашему сыну не ответил. Лишь попросил у него прощения.
Фрол Прокопьевич смотрел на фотографию. Мне показалось, что смотрел он не на Галустяна, а на своего сына. Понял, что не ошибся, когда пенсионер вновь заговорил.
— Яша бы его простил… — сказал он.
Генерал-майор покачал головой.
И добавил:
— Но я не прощу.
Лукин разглядывал чёрно-бело изображение своего сына. Не шевелился, не перемещал даже взгляд (его глаза будто превратились в стекляшки). Я тоже молчал (дожидался дальнейших расспросов). Переминался с ноги на ногу. Посматривал то на хозяина квартиры (на выпиравшие из-под рубашки пенсионера костлявые плечи и лопатки). То поворачивал лицо к цветному экрану телевизора (где люди раскрывали рты, но не издавали ни звука). Тишину нарушали лишь едва различимые звуки улицы, да монотонное тиканье настенных часов — до того, как Фрол Прокопьевич снова шумно вздохнул. Он опустил руки, развернулся (скользнул по мне невидящим взглядом). Прошёлся к столу, шаркая по полу подошвами тапок. Не бросил — аккуратно положил рамку с фотографией рядом с лежавшим на тёмной ткани «Вальтером».
Обернулся.
— А не попить ли нам чайку, Мишаня? — спросил он. — Не желаешь отведать рыбный пирог, что принесла нам моя невестка? Вкусный! Я его уже попробовал. Пальчики оближешь!
— Не откажусь, Фрол Прокопьевич, — сказал я. — С удовольствием составлю вам компанию.
* * *
Лукин не преувеличил: рыбный пирог мне понравился. Я почувствовал себя Вовчиком, когда перекладывал к себе на тарелку очередной (пятый или шестой по счёту) румяный кусок. Да и чай напомнил о моём прошлом: когда я пил то, что нравилось — не то, что сумел «достать». Фрол Прокопьевич переключился на рассказы о своих внуках, о космосе… и, конечно же, о кактусах. Во время сегодняшнего чаепития хозяин квартиры ни разу не произнёс имя бывшего друга своего старшего сына и бывшего начальника Юрия Фёдоровича Каховского (Михаила Галустяна). Он больше не возвращался сегодня в разговоре со мной к теме убийства Якова Лукина. Хотя я видел: он над ней размышлял. Но я не совался к генерал-майору с советами и расспросами о его дальнейших планах. И честно признался, где раздобыл «Вальтер». Сообщил Лукину о том, что вооружился пистолетом для встречи с малолетней уличной шпаной.
Фрол Прокопьевич заставил меня повторить эти слова дважды. |