— О, спрашивайте, буду рад вам помочь! Сейчас я редко хожу на представления, но когда-то не пропускал ни одной премьеры!

— Театр Хаффенхоффа и Смирненхоффа… Вы что-нибудь знаете о таком?

Лицо коменданта резко изменилось.

— Почему вы спрашиваете об этом… месте? — губы коменданта сложились в презрительную ниточку, глаза стали холодными, как две ледышки. — Вы собираетесь к ним на… гм… представление?

— Нет, герр комендант, — торопливо ответил Шпатц. — Это по моей работе. Герр Крамм поручил расспросить об одном человеке, который там работал. А мне про этот театр известен только адрес… Извините. Если вы не хотите говорить…

— Это не театр, — комендант смягчился и расслабился. — Там не ставят пьес. Это вульгарное и низкое место, туда ходят, чтобы посмотреть, как на сцене кривляются голые женщины и переодетые в женское платье мужчины. Не знаю, почему департамент морали до сих пор терпит это место в Билегебене!

— Там устраивают представления для взрослых?

В Сеймсвилле непристойные представления появились совсем недавно, и, как утверждалось, по шварцландской моде. Пять лет назад департамент морали Шварцланда принял решение, что традиционные дома терпимости и здоровые эротические перфомансы положительно влияют на бодрость духа и счастье нации. Индустрия непристойностей была выведена из тени и жестко лицензирована.

— Я человек строгих правил, герр Грессель. Мне никогда не понять, почему в нашем государстве этот разврат поощряется. Моя бы воля, я бы выжег все эти притоны под корень! Но Хаффенхофф и Смирненхофф позиционируют себя как искусство, а не как дом терпимости. И это еще более отвратительно!

— Мне жаль, что я расстроил вас, герр комендант, — Шпатцу действительно было неудобно, словно это он устроил притон и назвал его театром. — Спасибо, что рассказали мне. Теперь я буду хоть немного готов к завтрашней беседе.

— Вы хороший человек, герр Грессель, — комендант отечески улыбнулся. — Не попадитесь на крючок этих… этих… не знаю, как их назвать даже. Некоторые люди хуже любых виссенов, будьте осторожнее!

Найти театр Хаффенхоффа и Смирненхоффа оказалось не так просто. По адресу Пактштрассе 14 стоял обычный четырехэтажный дом из серых каменных блоков, даже без магазинов на первом этаже. Шпатц обошел его вокруг, не увидел никакого намека на вывеску или указатель. Спрашивать у прохожих было неудобно, поэтому он еще раз прошелся вокруг. «Может это ошибка?» — озадаченно подумал он, читая над входной дверью список жильцов. Очень хотелось признать поражение, развернуться и уйти. С другой стороны, после разговора с комендантом ему стало любопытно посмотреть на это заведение. Самому герру Каупляйну он не сказал, но себе-то он мог признаться, что он не имел ничего против непристойных перфомансов и эротических представлений! В Сеймсвилле он с друзьями дважды попадали под облаву, им приходилось сбегать через заборы и подворотни с «пикантных танцев обученных в Биленебене девушек и юношей». И вот сейчас он топтался рядом с заведением, вызвавшем ярость у ревнителя морали, но не мог найти в него вход!

Шпатц подергал дверь, и она неожиданно оказалась не запертой. За ней открылся проход во внутренний дворик. Вывеска «Театр Хаффенхоффа и Смирненхоффа» была скромной, но Шпатц так долго ее искал, что сразу же заметил. Судя по указателю, следовало взобраться по внешней металлической лестнице на самый верх. Ну что ж, небольшая победа!

Дверь на чердак была распахнута настежь, бархатная портьера отведена в сторону и привязана золотистым шнурком с кистями к дверной ручке.