Моя любовь всегда тревожна, всегда несвободна от боли, размышлял Саймон. Но, может быть, этот мучительный оттенок неотделимо связан с моим счастьем, счастьем особенным, высоким, необыкновенным? Бывает ли по-другому? Иначе ли счастливы любящие друг друга гетеросексуалы, например Хильда и Руперт? Саймону трудно было представить их жизнь постоянным напряжением экстатической боли. А для того, чтобы Аксель не причинял ему боли даже в самых обычных бытовых ситуациях, от них обоих требовались колоссальные усилия. Любой момент был непредсказуем. И душа все время переходила от волнения к тревоге. Однажды Саймон попробовал описать это чувство Акселю. Аксель не высмеял его, но и не подтвердил, что чувствует похожее. Была ли любовь Акселя столь же всепоглощающей, как его? Ночью иногда приходил покой. Сон рядом с любимым выводит тебя из-под власти времени. Но иногда, проснувшись на рассвете, Саймон гадал: какие несчастья ждут его впереди?

Голубой «хиллман минкс» стремительно пересек границу Болтонса. Зеленые кроны кустов и кругло подстриженных деревьев по-вечернему неподвижно застыли на фоне беленых стен, позолоченных мягко клонящимся к закату солнцем. Алые розы обвивали белые оштукатуренные балюстрады, ирисы всех цветов виднелись сквозь прутья выкрашенных решеток.

— Да, боюсь, Таллису предстоит нелегкое время, — задумчиво повторил Аксель.

— Почему именно сейчас?

— Потому что Морган устроит жуткую… неразбериху.

— Бедный Таллис, — проговорил Саймон и про себя добавил: бедная Морган. Бедная, бедная Морган. Такая независимая Морган. Я должен прийти ей на помощь. Я должен помочь ей собрать осколки. При мысли «помочь ей собрать осколки» по телу пробежала волна удовольствия. Да, как ни странно, ему это будет приятно. Будет приятно помогать собирать осколки.

Машина свернула на Прайори-гроув.

— О! Посмотри, какой пудель, Аксель! Ну не душка ли?!

— Не надо сюсюкать, милый. Да, пес хорош.

— Я так хочу кошку. Давай все же попробуем.

— Слишком большая ответственность. Мы ведь уже обсуждали это, Саймон. Нас целый день не бывает дома. Кошке будет не выйти и не войти.

— Мы могли бы проделать кошачью дверку.

— Кошачью дверку! Нет уж, благодарю.

— Я возьму на себя все заботы. Подумай, сколько радости принесет нам зверюга в доме.

— Одной зверюги в доме более чем достаточно. Мы сделаемся рабами этого животного.

— Но я и на это пойду с удовольствием!

— «Если хочешь есть спагетти, не ленись жевать». Виттгенштейн.

— Не думаю, что Виттгенштейн и в самом деле говорил все то, что ты ему приписываешь.

— Гм, похоже нам негде припарковаться.

— Когда я в первый раз попал на эту улицу, тут вообще не было машин.

— Ты повторяешь это при каждом приезде к Руперту.

— Не сердись на мое занудство, милый.

— Нет-нет, в этих повторах что-то симпатичное, домашнее.

— Аксель!

— Да-а?

— Глядя на волосы у тебя на затылке, я прихожу в экстаз и теряю голову.

— Отлично сказано.

— Ты всегда будешь любить меня?

— Понятия не имею.

— Я всегда буду тебя любить.