— Отлично сказано.

— Ты всегда будешь любить меня?

— Понятия не имею.

— Я всегда буду тебя любить.

— Очень мило с твоей стороны. Как ты думаешь, мы сюда втиснемся?

— Вряд ли. Ты Аполлон, а я Марсий. И все кончится тем, что ты просто сдерешь с меня кожу.

— На самом деле, Аполлон и Марсий — это метафора любви.

— То есть?

— Страдания Марсия — неизбежные страдания человеческой души, пытающейся добиться слияния с Богом.

— Как много ты знаешь!

— Как много ты не выучил в своем Картланде!

— И все-таки я этому не верю. С кого-то одного действительно сдирают кожу. И любви больше не остается. Остается только кровь и боль.

— Думаешь, такова наша судьба?

— Да, думаю, такова наша судьба.

— И никакого спасения?

— Никакого.

— Действительно никакого, Саймон?

— Ну разве что это.

— Что ты имеешь в виду под этим? Нет, Саймон, пожалуйста, ну не перед самым же домом Руперта!

3

— Привет, мои дорогие! — вскочив, закричала Хильда. Пройдя сквозь балконную дверь, Аксель и Саймон вышли в сад. Приложив руку козырьком к глазам, Саймон пытался защититься от нестерпимо сверкающей голубизны бассейна.

— Извини нас за опоздание, — сказал Саймон. — И прими этот небольшой букет с уверениями в большой-пребольшой любви. Дай я тебя поцелую. Привет, Руперт. Гип-гип и все такое.

— Хильда, мы поздравляем вас с долголетием счастливого брака, — церемонно произнес Аксель. — Добрый вечер, Руперт. Мы уже виделись.

— Саймон! Какие дивные цветы и как их много! Такой огромный букет я, по-моему, получаю впервые. Ты просто согнулся под его тяжестью.

— Так и задумано. Я собирался поставить рекорд.

— Сейчас освежу их в бассейне и пойду искать подходящую вазу. Аксель, откройте, пожалуйста, эту бутылку шампанского. Вы это делаете мастерски, а Руперт всегда во что-нибудь попадает. Стыдно сказать, но, поджидая вас, мы выпили уже чуть ли не целую бутылку.

— И правильно поступили, — откликнулся Саймон. — Сейчас мы вас быстро догоним. Но какая жара! Естественно было найти вас не рядом с бассейном, а в нем.

Вылетев из бутылки, пробка мягко спланировала в воду. Пенящееся шампанское наполнило четыре бокала.

— Будьте счастливы, детки, — воскликнул Саймон. — Будьте счастливы!

— За счастье! — подхватили все и выпили.

— Пойду поставлю цветы в вазу, — сказала Хильда. Прижимая букет к груди, она прошла по горячим плиткам и скрылась в полутьме дома.

Вступив в неожиданно показавшуюся прохладной гостиную, она помедлила. Сразу же после яркого солнца все было просто неразличимо. Только какие-то смутные цветные сполохи и приглушенные пятна света. Хильда положила цветы на стол, вздохнув, широко раскинула руки и, словно лаская бархатистые тени, вся отдалась потоку обволакивающего ее прохладного, густо окрашенного сумраком воздуха. Я немного пьяна, прошептала она, и это приятно.

Буквально через секунду все встает по местам. Дымчатые облака оборачиваются знакомыми предметами. Глянув в висящее над камином высокое, закругленное сверху наборное зеркало в золоченой раме, Хильда проверяет, велик ли урон, нанесенный ее макияжу лучами солнца. Венчающий зеркало позолоченный купидон, натянув лук, наблюдает, как Хильда шарит в косметичке из коричневого шелка, выискивая губную помаду и пудреницу. Найдя, вплотную приближает лицо к зеркалу и пристально вглядывается. Лицо сияет веселым задором, но чуть-чуть располнело.