Дабы устранить всякий риск, были денационализированы и железные дороги; таким образом, есть гарантия, что поезда снова будут ходить по расписанию и главное, что чистая публика избавится от неприятного соседства: для люмпен-пролетариев юга будут формироваться особые удобные составы из пломбированных вагонов, которые будут доставлять пассажиров прямо к платформам, специально оборудованным на территории крупных заводов.

Еще одно полезное начинание, немедленно поставившее на ноги строительную промышленность, — это отмена всех генпланов градостроительства и увольнение смутьянов-архитекторов, засевших в органах местной власти. Кстати, хозяин дома, где цвет Рима собрался на коктейль, сам занимается жилищным строительством: получил разрешение на застройку площади Испании. Не беспокойтесь, ничего плохого с этой знаменитой площадью не случится, какой она была, такой и останется, интересы туризма превыше всего. Квартиры — только для изысканной публики, исключительно верхние этажи, на мощных железобетонных сваях.

Мэри, бедняжка, томится и чертыхается: оказалось, что прием строго безалкогольный, здоровенные кравчие (батраки, одетые в марсиканские волчьи шкуры) разносят гранатовый сок, мятный напиток и газировку. Трезвость — официальный признак новой общественной жизни; терпимости, распущенности, безнравственности объявлена беспощадная война. Бедная Мэри, а она-то думала, что ее ждет древнеримская оргия!

К счастью, кое-что покрепче можно выпить в туалетной комнате, частным образом. Из золотого крана в общую ванну льется совсем недурное, на мой взгляд, шотландское виски. Рядом со мной купается промышленник, только что награжденный крестом Первой степени за то, что верой и правдой послужил делу революции; о нем говорят как об одном из зачинателей сопротивления; он был партизаном капитализма еще тогда, когда капитализм изнывал под гнетом требований рабочих. По слухам, в те мрачные годы ему в течение некоторого времени удавалось водить за нос профсоюзы — прикидываться предпринимателем прогрессивного, просвещенного толка.

Его не поймешь: посмеиваясь и плавными, кругообразными движениями рук понемножку загоняя себе в рот виски, он стал меня уверять, будто ему иной раз жалко, что это тяжелое, трудное время позади...

Я задаю ему вопрос, как он себя поведет, если рабочие осмелятся выдвинуть какие-нибудь требования теперь.

— Если у рабочих еще остались возражения против капиталистической промышленности, пусть они их выдвигают, но по ту сторону баррикады, то есть за заводскими воротами. Никаких забастовок, никаких захватов предприятий — это методы устарелые и противозаконные; единственное, что мы признаем, это отказ от работы. Спрашивается, как поступит в таком случае капиталист? Не вставать же ему самому к станку или на конвейер! В условиях свободного рынка он будет вынужден с нерентабельным предприятием расстаться. Число продающихся предприятий, таким образом, будет постоянно возрастать, а стоимость их головокружительно падать, пока не докатится до нуля. Раз никто не работает, у всех в кармане ноль, ровно столько, сколько стоят предприятия. Значит, заводы станут коллективной собственностью, наступит коммунизм — так или не так?

Вот дьявольщина! Если это не парадокс, то чертовски интересный экскурс в политическую экономию. Мэри считает, что все это бред, специально придуманный, чтобы заморочить голову такому старому балбесу, как я. Но как бы то ни было, ребята, это верный симптом того, что дьявольский вирус политики, этой холеры, порожденной старой Европой, не щадит никого, жертвой ее стал и мужественный промышленник. Вашему старику Джо тоже приходится все время быть начеку.

— Ну что ты там застряла, Мэри? Нельзя же быть такой ксенофобкой и шовинисткой! Какого черта ты не пьешь этот нектар, сервированный в виде успокоительной ванны?!

— Потому что это синтетический фильтрат пролетарской мочи! — отвечает мне эта психопатка.