Дневник убийцы

Послезавтра идем кататься на лыжах, послезавтра идем кататься на лыжах, ля‑ля‑и‑ту! ля‑ля‑и‑ти, – тебе нравится, когда я пою, кляча старая? Как ты, должно быть, заметила, я не пишу больше ничего интересного – пишу лишь для того, чтобы задать тебе работу. Может, перепрятать все это в другое место? Ну и плохой же из тебя получится биограф, когда я умру, – столько пробелов в описании такой превосходной личности!

Некогда мне сейчас поразвлечься с тобой. Сожалею!

Дневник Джини

У меня все еще болит голова. Я проснулась внезапно, с мерзким привкусом джина во рту, – будильника не слышала. Бросилась вниз. Шэрон завтракала; тут же был и Марк – жевал тост и просматривал какое‑то досье, и Кларк – тот стоя допивал бутылку молока. Мне показалось, что Кларк злобно на меня глянул, но только на какое‑то мгновение… «Ну, Джини, вы проспали? Пришлось нам тут самим похозяйничать», – это сказала Старушка, и, следует признать, довольно миролюбиво.

У меня было такое ощущение, будто на кончике языка у меня расположилась бронетанковая дивизия в полной боевой готовности. «Простите, мадам, последнее время я чувствую себя немного усталой». – «Вот завтра и отдохнете», – сказала Старушка. «Да, мадам», – принимаясь за посуду, вполне вежливо ответила я.

Шэрон поднялась, чтобы освободить свою чашку, Кларк вышел, за ним – Марк, и мы остались одни.

Шэрон передавала мне чашки. «Знаете, Джини, я долго думала о том, что вы рассказали мне. Не скрою, в это трудно поверить, но, с другой стороны, здесь действительно происходит нечто странное. Может быть, вы стали объектом шутки?» – «Нет, какие там шутки, нет! Карен и в самом деле мертва!» – «Я имею в виду, что здесь есть кто‑то – может быть, не совсем здоровый, – ну, скажем, кто‑то, кому нравится представлять себе, что все это, все эти убийства, совершил он, но вовсе не значит, что это и на самом деле так; он хочет заставить вас поверить в то, что это его рук дело, только и всего». – «Да нет же! Про девушку из Демберри я прочитала до того, как это появилось в газетах, до того – понимаете?» – «Но, Джини, вы же хорошо знаете всех четверых – ни один из них убийцей быть не может!» – «Почему же тогда вы считаете, что здесь происходит что‑то странное, а?» – «Не знаю, иногда возникает такое чувство, будто за мной наблюдают, внимательно следят, понимаете, что я имею в виду? Но я очень эмоциональна, знаете ли, нельзя же давать волю своим фантазиям».

Я посмотрела ей прямо в глаза: «Вы и вправду не помните того случая, Шэрон? Это так важно – не понимаю, как такое можно забыть!» Она, похоже, замялась, потом сказала, понизив голос: «Я предпочитаю не вспоминать о тех каникулах, потому что как раз после них бедняжка Зак…»– «Зак?» – «Ш‑ш‑ш, никогда не произносите его имя в этом доме!» – «Но кто он?» – «Закария – их брат», – прошептала она. «Что?» – «Да, их брат. Он умер в десятилетнем возрасте как раз после этих каникул. Для тетушки это было страшным потрясением! Озеро замерзло, он пошел туда кататься на коньках, а лед под ним проломился. Когда прибежали остальные, было уже поздно… (Она взглянула на часы.) Опаздываю – пора бежать! (Послышался гудок машины мадам Блинт.) Пока, обедать не буду – мне надо в библиотеку!»

Я была совсем ошарашена! Плодятся хуже кроликов! Понимаю теперь, почему Старушка удалилась от мирских наслаждений. Наверное, из‑за этого и мой гаврик спятил… Лицемер – никогда не рассказывал об этом Закарии… Ему, надо полагать, не очень хотелось, чтобы о том зашла речь… Стоп, чушь какую‑то несу.