Дневник убийцы

Ну и чудесный же денек! Все вокруг серое, зловеще‑серое, густого удушающе‑серого цвета – мне очень нравится, когда вокруг становится так мрачно и снег сыплет в порывах ветра. За обедом у папы был странный вид… Он оглядывал нас, и взгляд у него был нехороший. Мы, конечно же исключая меня, не понимали, с чего бы это вдруг; решили, что из‑за прошедшей ночи, беспокойства, допроса, учиненного фараонами. А дорогой папочка ломал голову над вопросом о том, кто же из нас поиграл в лошадки с его кобылкой…

Бедный папа… Мама тоже выглядела странно. Чопорно. Должно быть, она что‑то подозревает. Тем более что фараоны утром звонили – знать бы, чего они ей наговорили… Бедная мама… У Джини насморк, она беспрерывно шмыгает носом, как замарашка какая‑нибудь.

Сегодня утром, едва проснувшись, я слышал, как ты где‑то рылась, но знаю, что газету ты не прочла: видел потом ее в библиотеке – она лежала нераспечатанной.

Как тебе мой сюрприз? До тебя дошло, кто здесь Хозяин? Никогда не забывай, Джини: ты живешь здесь для того, чтобы прислуживать нам, удовлетворять наши потребности. Я вовсе не шучу, а кое‑что объясняю, но знаю, что ты, как всегда, не придашь этому значения и – опять же как всегда – попадешь впросак.

Если бы ты только не совала нос в мои дела!

Дневник Джини

Слишком поздно!.. Ты забываешь, малыш, о том, что занялась я этим случайно, потому лишь, что ремесло мое не в том состоит, чтобы подтирать дерьмо за чокнутыми детками вроде тебя, а в чем? В том, чтобы грабить старух, вот в чем; я – профессиональная грабительница и специализируюсь на старухах, а не на трупах, ясно?..

Ужасающий вечерок выдался. Сначала я прочла его бумажку. Потом прислуживала за ужином; доктор сидел с неприступным видом, Старушка – словно из морозилки вытащенная. Явилась Кларисса – на последнюю репетицию. Мальчишки пели с большим аппетитом, – что ж я такое плету? – с большим чувством, как ни в чем не бывало; впрочем, убийство семнадцатилетней девочки их никоим образом не касается. Не знаю, о чем ему и писать‑то… «Поиграли – и хватит, больше не интересно». Полный идиотизм, ну да ладно, больше ничего в голову не приходит.

Убийца

Полночь. Только что обнаружил твое послание, Джини, – как раз перед тем, как мама вошла к себе; идиотское послание.

О какой игре ты говоришь? Разве жизнь – твоя, Шэрон, Карен, девушки в розовом или Клариссы – игра?

И с чего это вдруг стало тебе неинтересно? Если неинтересно, то почему ты здесь? А не за тридевять земель – гордая собой?

Нет, решительно идиотское послание, нацарапанное какой‑то дурищей.

Попробуй‑ка лучше помешать мне убить Клариссу.

Вот это действительно забавно.

И прекрати пить. Алкоголь убивает рефлексы. А я, дорогуша, намерен убить не только твои рефлексы.

Тебе нравится, что я называю тебя так – «дорогуша»? А, дорогуша? Подумай‑ка, почему я называю тебя «дорогушей»? Что, сдаешься? Потому, что ты – моя невеста! Помнишь Мэри Пикфорд? Ее называли «маленькой невестой Америки»; так вот, ты – маленькая невеста Смерти, это ведь еще лучше, разве нет? Клянусь, в самом деле: все, что я делаю, – ради тебя! Сейчас подсуну тебе под дверь этот листок. (Вообще‑то некоторые места в твоем дневнике я прочел по нескольку раз; знаешь, то лету ша, они очень хороши – нужно бы тебе начать издавать свои произведения…)

Дневник Джини

(магнитофонная запись)

Не спится. Все‑таки эта история не дает мне покоя… Где‑то только что открылась дверь… Кто‑то идет.