На секунду наши глаза встречаются, потом она передает малышку – двухгодовалую девочку – принцессе Урсуле, которая тут же начинает премерзко ворковать над ней, а Кирби – угрюмого шестилетнего мальчика – подталкивает к Хьюберту.

– Эй, Кирби, – спрашивает Хьюберт, поднимая мальчика и слегка встряхивая, – помнишь меня?

– Нет, – отвечает Кирби (как мне кажется, вполне осмысленно), но Хьюберт этого не улавливает; он громко смеется и продолжает:

– Что, ты не помнишь, как мы играли в бейсбол? Ну-ка отбивай!

Он раскачивает мальчика так, что тот начинает кричать, а потом, как всегда в таких случаях бывает, детей куда-то быстренько уводят, возможно, для того, чтобы накормить в кухне какой-нибудь кашкой.

– А своих детей все нет? – спрашивает Лил Бит, глядя на Хьюберта из-под копны светлых волос, таким тоном, словно это какая-то понятная только им двоим шутка.

А потом без какой-либо видимой причины Лил Бит Парсонс выбегает в центр маленького вымощенного камнем дворика и начинает носиться по кругу, пока не валится на землю.

Мне хочется закричать: «Эта женщина просто психопатка!» – но так как я, похоже, единственная, кто так думает (потому что все остальные восторженно смеются, как на выступлении Марселя Марсо), я прикусываю язык и лишь недовольно поджимаю губы.

Ну и после этого мне не остается ничего другого, кроме как вытерпеть долгий, томительный ленч, во время которого всеобщее внимание прочно принадлежит Лил Бит и ее рассказам о том, что она училась у гуру (вообще-то она решила и сама стать гуру, поскольку уже была им в прежней жизни), о важности защиты прав животных, о вреде кофеина и о том, что она задумала основать свою собственную интернет-компанию и (вы только подумайте!) переехать в Нью-Йорк.

Все это время она подчеркнуто не замечает меня, и хотя совершенно очевидно, что эта женщина – полная идиотка, я чувствую, что становлюсь все меньше и меньше, и спрашиваю себя, почему я дала отрезать мои волосы, и думаю, что, может быть, мне нужно купить новую, более эффектную одежду. Я сижу в кресле очень прямо, держу столовые приборы согласно правилам этикета и почти ничего не говорю, позволяя себе лишь слегка улыбаться время от времени.

– Ох, Сесилия… так ведь? Сесилия, – спрашивает Лил Бит, когда ленч подходит к концу, – ты работаешь… или как?

– Сесилия собирается заняться благотворительностью, – уверенно говорит Хьюберт, хотя, насколько помню, я никогда не интересовалась благотворительностью и не собиралась ею заниматься.

– Да неужели, – мурлычет Лил Бит, – а чем именно?

– Дети, больные энцефалитом, – отвечаю я, – знаешь, такие, с большими головами.

– Вот как? – говорит принцесса Урсула, покачивая головой. – Тебе не стоит шутить о…

– Ой, а у меня кое-что есть для вас, – обращается Лил Бит к Хьюберту, доставая свою сумку и вытаскивая из нее колоду карт. – Это гадальные карты американских индейцев, – хихикает она, – они у меня с тех времен, когда я жила в вигваме в резервации, в Монтане. Я защищала права индейцев.

– Вот спасибо, – говорит Хьюберт.

– Надо же, – вмешиваюсь я, – я и не знала, что тебя интересуют паранормальные явления.

– С нами на яхте Дайана Мун, она рассказывает, что части тела ее мужа похитили инопланетяне, – говорит Хьюберт совершенно некстати.

Лил Бит тасует карты.

– Так оно и есть, я знаю, его селезенку не смогли найти.

– Боже, неужели я участвую в этом разговоре? – задаю риторический вопрос я.