– Немножко есть, – скромно согласился он. – Когда я показал академику отзывы наших научных руководителей, он ахнул, такими мы расписаны начинающими гениями.

– И ты тоже? – съехидничал я.

– Я – особенно, друг мой Мартын! И не начинающим, а уже полноценным, в отличие от вас троих… Ибо вы только еще обещаете что‑то сделать, а я широкими мазками живописую реальные последствия ваших пока нереальных проектов. Это ли не научный подвиг – воздвигнуть гигантское здание на фундаменте, которого еще нет!

Он хохотал. Кондрат после первой радости стал хмуриться.

– Одно мне не нравится, Эдуард: твое хвастовство! Ты, конечно, хорошо подвешенным языком мог, как колоколом…

– Не было! – опроверг Эдуард. – Хорошо подвешенный язык не качался, колокол красноречия не звучал. Было совсем другое. Был сутулый мужчина с длиннющими ногами и носом размером и конструкцией с боевую секиру предков и был застенчивый юноша, семенящий мелкими шажками рядом с широко шагающим по коридору академиком. И были отзывы, которые робкий юноша совал академику, роняя их от смущения на пол и не мешая академику самому поднимать их. И был трудный возглас академика: «Да если что здесь написано хоть наполовину правда, то вы четверо – гении, друзья мои!» Я из скромности не протестовал против обвинения в гениальности. И тогда он подвел итог нашей встрече: «Непременно приду на защиту и задам несколько вопросов». Вот так было.

– Самое главное – мы замечены! – ликовала Адель.

– Самое главное – неизвестные нам вопросы, которые задаст Ларр, – сказал я. – И возможность оскандалиться на ответах.

– Каждый будет отвечать по своей теме, а общие проблемы возьмет Кондрат, – постановил Эдуард. – В себе и Адели я уверен, Кондрат одним своим хмурым видом покажет такую мыслительную сосредоточенность, что любой ответ примут как откровение. А за тебя, Мартын, побаиваюсь. Ты от обычного человеческого слабоволия, которое почему‑то именуешь научной честностью, способен на вопрос: «Уверены ли вы, что дважды два четыре?» – нерешительно промямлить: «Сомнения, конечно, есть, и довольно обоснованные, но с другой стороны…»

– Буду помнить, что дважды два четыре, и не мямлить.

А затем была защита наших работ – четыре исследования четырех разных сторон одной темы. Один за другим мы выходили на трибуну – первым Кондрат, за ним Адель, потом я, завершал цепочку Эдуард. И хорошо завершил, говорил он лучше нас всех.

В зале сидели гости – Огюст Ларр, знакомый каждому по его портретам, и рядом с ним большеголовый, широколицый блондин. На него я сразу обратил внимание, даже красочный Ларр так не заинтересовал меня, как этот невыразительный человек, – несомненное предчувствие будущих стычек с ним. Я спросил Эдуарда:

– Ты все знаешь, Эдик. Кто это рядом с Ларром?

– Рыжий? Серый кардинал Объединенного института.

– Кардинал? Разве имеются такие должности в научном штате? И почему серый? Он, скорее, желтый.

– Надо лучше изучать историю, дружище. Серый кардинал – прозвище духовника Ришелье, втихаря подсказывавшего своему владыке многие решения. В общем, тайная сила. Та самая левая рука, о действиях которой ничего не знает правая. У Ларра он духовник. В смысле – главный заместитель по второстепенным делам. Понятно?

– Не очень. Но пока хватит.

Директор Объединенного института N 18 обещал задать несколько вопросов. Он задал один и адресовал его мне. Уверен ли я, что генератор ротоновых ливней будет работать надежно. Я ответил, что, пока генератор не сконструирован, остается доверять теоретическому расчету.