– А ты, Эдуард? Ты что‑то не торопишься высказывать свое мнение.

– За Эдуарда отвечу я, – властно сказала Адель. – Эдуард уходит со мной.

– С тобой? – переспросил Кондрат. – Разреши узнать, в каком качестве ты уводишь с собой Эдуарда?

– В качестве моего нового мужа, вот в каком. – Она стремительно подошла к Эдуарду. – Эдик, я правильно тебя понимаю, ты хочешь быть со мной?

Эдуард потерялся – затряслись руки, задрожал голос. Он еле пробормотал:

– Адочка, ты же знаешь… Я же всегда…

– Очень хорошо. Вставай, мы уходим.

Она взяла его под руку, пошла к выходу. Эдуард пребывал в таком ошеломлении, что ничего не сказал нам с Кондратом на прощание. В дверях Адель обернулась и горько проговорила:

– Радости здесь не было никогда. Но столько было надежд на радость!

Они ушли. Эдуард так и не повернул головы в нашу сторону. Мы с Кондратом молчали. И опять он первый не вынес молчания:

– Вот так и развалилась наша лаборатория, Мартын.

– Еще не развалилась, – откликнулся я. – Просто поставим себе иные задачи. И будем так же честны с результатами экспериментов.

Он с печалью возразил:

– Но открытия, которого мы так желали…

– Друг мой Кондрат! Настоящий ученый исследует проблему, не зная, что в итоге получится – великое открытие или добавка новых фактов к тысячам уже известных. Только научные карьеристы и научные халтурщики ставят своей целью непременно совершить открытие, а не просто изучить проблему. Разве мы с тобой карьеристы или халтурщики?

Он странно посмотрел и сказал:

– Мне думалось, что, узнав о провале, ты покинешь меня, как Адель и Эдуард.

– Давай уточним понятие «провал». Отрицательный результат – тоже важный научный факт. Будем и дальше обогащать пауку важными фактами. И не рвать на себе волосы.

– Я рад, что ты остаешься, – сказал он без энтузиазма.

Мне тогда показалось, что Кондрат отнюдь не огорчился бы, если бы и я оставил его.

Сейчас понимаю, что то ощущение было пророческим. И многое сложилось бы по‑иному, уйди я вслед за Аделью и Эдуардом.

17

Адель и Эдуард улетели из Столицы. Он продолжал свои речи и доклады о Гарпии, она сопровождала его в поездках. У меня не было сомнений, что долго такое содружество не продолжится. У Кондрата Адель еще могла бы согласиться на вторую роль, он все же интеллектуально превосходил ее, и она это понимала. Но с Эдуардом они были ровня, а это означало, что вторые роли будет играть он. Вскоре они вернулись в Столицу. Она – профессором в университет, он – сотрудником в Академию наук. Она заняла место, которое хотела, он взял любое, лишь бы быть при ней. Все совершилось, как и должно было совершиться.

А у нас с Кондратом шло странно. Меня, наверно, меньше всех огорчила неудача на установке. Я не лгал, убеждая Кондрата, что и отрицательный результат тоже важен. Мне думалось, что я утешаю его своими рассуждениями, но он почему‑то раздражался, а не успокаивался. Помню один разговор в его кабинете.

– Посмотри на этих двух людей. – Я показал на Жолио и Ферми, – Гении, правда? А почему? В чем их гениальность?

– Мартын, это же просто! Продемонстрировали высочайшую силу мысли, глубокое экспериментаторское искусство. И в результате совершили научный подвиг: открыли ядерную энергию, сделали возможным ее использование.

– А можешь ли утверждать, что, не будь Жолио и Ферми, человечество не узнало бы о ядерной энергии?

– Ты задаешь наивные вопросы, Мартын.