Оставленный конь стоял совершенно неподвижно, ни всхрапнул, ни разу не дернул ухом. Внимательно рассмотрев обочину Салливан нашел темнеющее сквозь низкорослый кустарник пятно, потом еще и еще одно. Рядом с тропой, уводящей в лес, и вовсе была большая, еще поблескивающая лужа густеющей крови. Здесь добивали раненых. Тихо, на полусогнутых пройдя по следу примятой травы он заглянул в маленький, поросший колючим репейником, овражек.
Шесть человек лежали в разных позах, кто уткнувшись лицом в сухую, жесткую траву на склоне, кто устремив остекленевший взгляд в небо. Некоторых частей доспехов недоставало, однако нагрудники, крепко прибитые к безжизненным телам арбалетными болтами - брать побрезговали. Или просто торопились. Салливан не мог рассмотреть лицо каждого рыцаря, хотя бы потому, что не у всех оно уцелело, но детали лат и одежды позволяли утверждать, что Остина и Бена в овраге не было.
Вернувшись за конем рыцарь углубился в лес, кинув последний взгляд в сторону овражка. Он ехал практически бесшумно, хорошо различая тропинку, протоптанную отрядом всадников. Выйдя на более широкую, петляющую меж старых дубов дорогу - ускорился. Не теряя следов и видя все далеко вперед из-за редеющего подлеска.
Гр-р-рёбаные сукины дети... Мерзкие, вонючие твари... Подлый, безродный мерзавец... И почему сейчас? Именно в последний раз? Твою мать, только разреветься не хватало...
Остин шмыгнул разбитым носом, стараясь производить как можно меньше шума. Его было невыносимо стыдно, да к тому же не хотелось снова получить по морде, но тошнотворная, вызывающая мелкую дрожь обида - поднималась из глубины живота, вызывая невыносимое жжение в носу. И заставляя новые и новые капли скатываться по грязным щекам, размывая запекшуюся кровь. В семи шагах от него негромко переговаривались несколько человек, жаря на костерке, разведенном в маленькой ямке, что-то напоминающее толстенных крыс. Один из наемников, видимо главный, тоже сильно смахивал на крысу. Чуть вытянутое лицо, крупные передние зубы, взъерошенные сальные волосы... и внимательные, абсолютно безжалостные глаза. Он был довольно высок ростом и, несмотря на сухощавое сложение, заметно силен. Оголенные жилистые предплечья, освещенные тусклыми отсветами костра, напоминали хищные лапы какого-нибудь мерзкого упыря. Остин поежился, вспоминая узкий, трехгранный наконечник стрелы, замеревший в дюйме от его левого глаза. И пока добивали других рыцарей - юноша безмолвно таращился на тусклое железо у своего лица, боясь пошевелиться, заговорить, вздохнуть...
Он и сейчас боялся. Малейшая перемена в обстановке могла означать, что наконец примутся за него. Когда кто-нибудь из наемников вставал, резко шевелился или заговаривал чуть громче - Остин вздрагивал, нервно сглатывая густую слюну с солоноватым привкусом крови. Сейчас, заметив новую группу темных силуэтов, тихо выходящих из зарослей, он безошибочно понял, что пришли за ним.
Грубо подхватив под руки, связанные за спиной, его резко подняли. Остин не устоял, из-за долгого сидения в неудобной позе ноги затекли и он чуть не завалился на бок. Один из тащивших его воспринял это как сопротивление. Коротким ударом кулака смял уже распухший нос юноши в другую сторону. В глазах сверкнула ослепительная вспышка боли. Остин подавился собственным вскриком. Не в силах отдышаться, он вызвал в памяти сокровенный образ...
Местами поблекшая и потрескавшаяся от времени фреска в одном из залов замка Келли. Старая, облупившаяся... и потрясающе прекрасная. Изображающая парусную лодку, с парой рыбаков, вытаскивающих из лазурного моря сети полные рыбы. |