Да, сидеть мне под столом не пересидеть. Но я не стерпела и все же спросила:

— А когда пришло письмо? Конверт есть?

— Я и так помню. За две недели до моего приезда сюда. И ехала-то я ему уши надрать. Но его нет.

— И за неделю до убийства Пономарева, — добавила я, еще ничего не понимая.

— Он пропал до того. Восемь лет назад. А теперь объявился, — горестно вздохнула Аглаида Карповна.

— А фотография? — осенило меня: надо же знать, как выглядит возможный подозреваемый в серии странных убийств.

Аглаида Карповна снова прошла в кабинет и принесла оттуда запаянную в целлофановый пакетик цветную карточку героя. Он был пижон. Стоял возле театра имени Гоголя с большим чемоданом и, видимо, обнимал кого-то за плечи. Половина плеча была отрезана вместе с объектом его внимания.

— Старая? — спросила я.

— Восемь лет, — кивнула Аглаида Карповна.

— С Диной. — Я решила проявить осведомленность и смелость.

— С Катей, — сказала она. — И фотография эта сделана мною, а послана, похоже, ею из ее альбома.

— Но зачем? — взывала я, все больше и больше сочувствуя Аглаиде Карповне.

Если меня когда-нибудь так будут дразнить внуки, я откажусь от них через Организацию Объединенных Наций.

— Но ты-то, ты-то ведь тоже знала Федора? — Аглаида Карповна нагнулась и полезла ко мне под стол.

В этот момент на кухне появился мой спаситель Яша. Он уставился на разоренное гнездо, минуты две похватал ртом воздух и произнес:

— Что? Уже началось? Моя мама, как всегда, оказалась права. Она говорила, что уже на этой неделе начнутся еврейские погромы. Давайте тряпку, чтобы вы так жили и чтоб я вас тут не видел.

Меня лично дважды отвлекать от работы не надо. Я сбежала от странной бабушки и закрылась от нее в ванной.

Глава 16

И чего она ко мне пристала? Если женщина немножко чаще, чем другие, выходит замуж и ей чаще, чем другим, попадаются неудачные партнеры, это еще не значит, что она по совместительству работает мусороуборочным комбайном. Хотя есть у меня один приятель, который активно изменяет жене только с победительницами парада уродов. Он совершенно искренне считает, что кто-то должен. Но я… я никогда не примеряла на себя лавровый венок санитарки города. Почему же эта странная бабушка решила, что я знаю Федора?

Я посмотрела в зеркало и в который раз с удовлетворением отметила, что косметика ничто в сравнении с мужским взглядом на объект. Моему критическому взору представились волосы, уложенные под девизом «свободу курам и маслобойням!», глаза, знававшие и лучшие в смысле отечности век времена, нос… ну, нос как нос, если не считать, что малость распух и блестит от масла, губы — мечта идиота и зубы… Нет, зубы в порядке. На зависть всем провинциальным кумушкам они казались сплоченными, кристально чистыми и ровными. Лет через тридцать я буду фотографировать для женихов только их.

С другой стороны, даже измотанная непосильным трудом по созданию новой модели семьи, я все еще была конкурентоспособной. О чем свидетельствовал неподдельный интерес к моей персоне со стороны всех тошкинских родственников. Я помыла голову, пропитала волосы бальзамом и поняла, что Федор вернулся.

Да, несомненно. Он вернулся. Категорически расстроился тем, что его гнездышко купил какой-то там фотомастер, и предупредительным залпом из трофейного оружия поразил маляра. Потом Федор немного осмотрелся и обнаружил, что многие его прошлые подруги изменили своему слову и связались с посторонними мужчинами. Его охватил новый мятежный порыв, и в припадке ревности он отравил Ларису Косенко, мечтая убить и своего брата-предателя.