Я оглянулась.

— Что?

Охранник улыбнулся.

— Ты хорошо справилась. Я видел. Ты, должно быть, единственная за всю историю, кто вступил в бой с фуриями и выжил. И ты сразилась с тремя? Это… это нечто.

Неохотно, я почувствовала тепло. Услышать похвалу в свой адрес от чистокровного Охранника Совета стоило многого, даже если ему приказали убить Гектора. Улыбка появилась у меня на лице.

— Спасибо.

Он положил руку мне на плечо и сжал.

— Я правда сожалею об этом.

Моя улыбка начала исчезать.

— О чем?

— Фурии были правы. Вас не может быть двое. Это рискованно.

Дрожь пробежала по моей спине. Я отступила, но Охранник сжал плечо сильнее, удерживая меня на месте. Он встретил мой дикий взгляд. Я смогла выдавить лишь одно слово.

— Пожалуйста.

В его глазах не было ни капли сожаления или сомнения.

— Мы должны защитить будущее нашей расы.

А затем он направил клинок мне в грудь.

Слова вспыхнули у меня в голове, и я среагировала инстинктивно. На задворках разума, я понимала, что воткнуть в него клинок — это нечто другое, нежели воткнуть клинок в демона или фурию. Клинок потяжелел в моей руке, звук разрываемой кожи и плоти казался просто оглушающим.

Наиболее отличительным было то, что чистокровный Охранник не превратился в облако голубой пыли. Он продолжал стоять, с выражением ужаса на лице. Думаю, он всерьез полагал, что сможет перехитрить меня, и клинок не окажется у него в груди.

Я закричала, выдергивая острый клинок, и он упал. Сначала на колени, а затем лицом на пол. Я подняла голову, сжимая окровавленный клинок дрожащей рукой. Я даже не знала его имени… и убила его.

Чистокровный мужчина, должно быть, пришел в себя. Он в ужасе уставился на меня, открыл рот, но не издал ни звука.

— Я должна была это сделать, — взмолилась я, — он собирался меня убить. Я должна была.

Доун хныкала позади статуи Фемиды. Статуя была повержена во время боя, весы накренились.

В жизни полукровок было много правил. Я бы даже не смогла все перечислить. Но было два правила, которые я прекрасно помнила: никогда не вступать в связь с чистокровным и никогда не убивать чистокровного. Самозащита не имеет значения. Жизнь чистокровки всегда была и будет превыше моей. И то, что я Аполлион, ничего не меняет. Нарушить одно правило уже плохо, но нарушить оба?

Что ж, я была в дерьме.

В зале раздались шаги — единственный звук, который казался громче, чем стук моего сердца. Затем, я распознала, что их двое. Откуда они знали, где я? Конечно, Сет знал — всегда знал — где я.

Первым я увидела Эйдена. Оба, он и Сет, остановились в паре шагов. Я могла только представить, что они увидели — кучи голубой пыли, тела, сломанные двери, и двух, съежившихся у статуи,  чистокровных.

Затем они увидели меня, стоящую с окровавленным клинком и мертвым Охранником Совета, лежащим у моих ног.

— Алекс, с тобой все нормально? — Эйден пересек комнату, — Алекс?

Он обошел Охранника и встал передо мной. Под его правым глазом был синяк, а левую щеку рассекала длинная царапина. Рубашка была порвана, но на прикрепленном к штанам клинке не было крови.

— Алекс, что случилось? — в его голосе звучало отчаяние, глаза искали мои.

Я моргнула, но все еще видела выражение лица Охранника.

Сет осмотрел беспорядок холодным, почти диким взглядом.

— Алекс. Расскажи, что случилось.

Я выдала все в нервной вспышке.

— Я дралась с фуриями, и он сказал мне, что я хорошо поработала, Эйден. Затем он извинился. Я должна была сделать это. Он сказал, что нас не может быть двое, и ему нужно защитить свою расу. Он собирался убить меня.