Через несколько мгновений Калеб снова заговорил.

— Знаешь, я считаю, то, что ты сделала, это потрясающе.

Я пожала плечами, вспоминая, какими униженными выглядели Охранники.

— Спасибо. Но я сейчас не чувствую себя довольной.

Калеб удивился.

— Ну, все говорят и думают об этом. Никто из нас не хочет проходить через это. Мы считаем, это было храбро.

— Это не было храбростью. Скорее, глупостью.

— Нет. — Настаивал он. — Это храбрость.

— Калеб, ты знаешь, чистокровные сойдут с ума, если мы действительно начнем давить на них. Одна полукровка отказывающаяся от досмотра это одно, но десятки. Они сочтут это предательством. А ты знаешь, что они делают с подозреваемыми в предательстве?

Полный решимости взгляд придал его голубым глазам незнакомое выражение.

— Как я уже говорил, пришла пора перемен.

Я наклонилась вперед.

— Калеб, не влипни в неприятности.

— Почему ты споришь со мной об этом, Алекс? Ты не подчинилась им сегодня, но, похоже, ты не думаешь, что кто-нибудь из нас должен поступать также? Думаешь, это позволено только тебе, а все остальные должны подчиниться и позволить им делать с нами все что вздумается?

— Нет, это не то, о чем я говорю. Просто все серьезно, Калеб. Это серьезнее, чем красться по комнатам или сбежать с острова. Люди могут быть изгнаны или еще что похуже.

— Тебя же не изгнали.

— Да, хорошо... Я другая. И я не говорю, что действовать как я — это круто для каждого. Я избежала неприятностей только потому, что Люциан по неизвестной причине вступился за меня. Но у вас ребята, будут проблемы

Разочарованно он развел руками и покачал головой.

— Ты начинаешь быть слишком...

— Слишком что?

Калеб нахмурился.

— Не знаю, ты слишком рассудительна, что ли.

Я уставилась на него на мгновение, а затем рассмеялась — Знаешь, ты единственный человек, обвиняющий меня в излишней рассудительности.

Улыбка, вспыхнувшая на его лице, напомнила мне юного и беззаботного Калеба, который не приходил в восторг от мысли пойти против Совета.

— Ну, все бывает в первый раз.

Мы улыбнулись друг другу, затем моя улыбка увяла:

— Калеб, ты изменился.

Его улыбка исчезла:

— Что ты имеешь в виду?

— Я не знаю. Ты стал другим.

Я не ждала, что он ответит. Встав, он обошел стол и сел рядом со мной.

— Я изменился.

— Я знаю, — прошептала я.

На его лице промелькнула улыбка:

— Знаешь, я продолжаю думать том, когда мы были там... в том доме, и что я ничего не мог сделать, чтобы помочь тебе. Я недумал, о том, каково это — столкнуться с демонами, даже представить себе не мог. И все, о чем я продолжаю думать, это то, что я должен был что-то сделать, чтобы они перестали тебя мучить. Должен был сражаться, несмотря на боль.

— Калеб, нет. — Я взяла его холодные руки.— Ты ничего не мог сделать. Все это произошло по моей вине.

Он посмотрел на меня, цинично скривив губы:

— Я просто никогда в своей жизни не чувствовал себя таким беспомощным. И не хочу еще раз это проходить.

— Ты не беспомощный. И никогда таким не был, — я подвинулась ближе и обняла его за плечи.

Сначала Калеб неловко обнял меня в ответ, а потом положил свой подбородок мне на макушку. Мы так и сидели некоторое время.

— У тебя майонез в волосах, — пробормотал он.

— Где? — хихикнула я.

Он показал.

— Ты так неопрятно ешь.

Пока я отчищала волосы от майонеза, он изучающее смотрел на меня.

— Что? У меня еще где-то майонез в волосах?

— Нет.