Дальней стены он не заметил, зато увидел за деревьями садовый домик – такой же опрятный, с небольшим крыльцом и высокой двускатной крышей. Дверь домика была плотно закрыта. Понаблюдав немного за ней и за садом, Эрвин убедился, что сейчас здесь никого нет. Однако хозяева могли появиться в любую минуту – не похоже, чтобы этот сад надолго оставался без внимания, – а он не представлял, как объяснить им свое присутствие здесь, справедливо полагая, что болтовня о путешествиях сквозь каналы покажется им неубедительной. Скорее уж его примут за обыкновенного садового воришку, пытающегося спасти свою задницу от порки.

Он направился было к забору, но уже после двух шагов ощутил, что переоценил свои силы, которых явно недоставало, чтобы перемахнуть через высокую ограду. Тогда он подошел к домику и заглянул в окно. Внутри виднелся низкий деревянный стол, крохотный табурет и лежанка, в углу были аккуратно составлены садовые инструменты. Он нажал дверную ручку, но дверь оказалась запертой на ключ.

Эрвин обошел вокруг домика и обнаружил сзади приставную лестницу, ведущую на чердак. Ее, похоже, никогда не убирали, потому что ее ножки глубоко увязли в слежавшейся земле. Он забрался наверх и прикрыл за собой чердачную дверцу. Здесь стоял полумрак, на полу лежал толстый слой пыли, – видимо, сюда заглядывали редко. У скошенных стенок были сложены какие‑то дырявые ведра, бадейки, черенки лопат – весь тот ненужный хлам, который жалко выбрасывать. В дальнем углу валялся драный тюфяк, выглядывавший из‑под кучи старого тряпья.

"Как это кстати”, – подумал Эрвин, зарываясь в эту кучу. Несколько мгновений спустя он уже крепко спал, словно раненая зверюшка, инстинктивно почуявшая, что она в безопасном месте.

Если кто‑то и появлялся в саду в этот день, Эрвин этого не слышал. Он проспал беспробудным сном до следующего утра и проснулся рано на рассвете, когда выпадает роса и замолкают ночные птицы, зато запевают свои песни дневные. Дика еще не вернулась‑она всю ночь бродила по саду, – но когда Эрвин сбросил с себя тряпье и сел на тюфяке, в приоткрытую чердачную дверь просунулась ее остроухая головенка.

– Там кто‑нибудь есть? – шепотом спросил ее Эрвин.

– Никого, – пропищала она, забираясь на чердак и занимая привычное место у него за пазухой.

Эрвин вылез наружу. Травяные полоски вдоль дорожек были густо покрыты росой – просто удивительно, как эти тонкие острые травинки удерживали на себе столько влаги. Обходя домик, он заметил, что у крыльца появилась вязанка кольев, которой вчера здесь не было, а полупустая бочка до краев наполнена водой. Его первой мыслью было поскорее сбежать отсюда, но затем он решил, что ему еще рано покидать место, где есть еда и укрытие.

Он попил воды из бочки, прошелся по саду, поел плодов и взял несколько штук в котомку, а затем вернулся на чердак отлеживаться. Спать ему уже не хотелось, но и двигаться – тоже, и он неподвижно лежал на тюфяке, вдыхая застоявшийся чердачный воздух, разглядывая серые доски крыши и прислушиваясь к звукам окружающего мира.

Около полудня скрипнула калитка. Эрвин на всякий случай прикрылся тряпками, чтобы его не заметили, если вдруг заглянут на чердак. Но владелец сада не интересовался чердаком. Медленные шлепающие шаги проследовали мимо домика, раздался звук отпираемой двери. Хозяин недолго пробыл внутри – вскоре дверь открылась снова, и шаги зазвучали уже на крыльце.

Эрвин привстал и глянул сквозь полукруглую щель, образованную выпавшим сучком на фасадной стенке чердака. Крыльца отсюда не было видно, но хозяин уже спустился с него и направился к деревьям. Эрвин разглядел безволосую голову, отливающую на солнце голубовато‑зеленым, и кожистую чешуйчатую шею, плавно переходящую в покатые плечи.

Хозяин сада был свирром! Эрвин догадался об этом даже раньше, чем увидел его толстый конический хвост, наряду с ногами служивший третьей подпоркой этим отдаленным родственникам ящериц.