– А где яйца? – спросила она, заглянув туда.

– Дика… – укоризненно сказал Эрвин. – Видишь, мы тоже ждем. Он не может принести сразу все. Сначала приносят приборы, а затем разносят еду.

– Дика поняла, – кивнула она Эрвину, а затем повернулась к буфетчику:

– Пусть твоя несет яйца. Эрвин с Армандасом переглянулись.

– Видел? – торжествующе шепнул Эрвин, словно это было его заслугой. – Прямо светская дама.

Буфетчик вышел и вернулся с подносом, нагруженным тарелками с едой, среди которых возвышались два сырых яйца в яичных рюмках. Первой он обслужил даму, поставив яйца на тарелку перед Дикой, затем расставил на столе заказ Армандаса и Эрвина. Оба были так голодны, что сразу же накинулись на еду, забыв посмотреть, как кикимора будет управляться со своей порцией.

Дика озадаченно уставилась на рюмки. Яйца были любимым лакомством кикиморы, и они были большими, такими замечательно большими, но они застряли торчком в каких‑то странных железках. Нужно было вытащить их оттуда.

Она ухватилась за одну из железок и увидела в яйце дырочку, в которой поблескивал вкуснейший белок. Нужно просунуть туда язык – так она и сделала, залпом выпив половину яйца. До второй половины язык не доставал, поэтому она положила яйцо набок, запустила проворные пальчики в дырку и стала обламывать скорлупки. Рюмка покатилась по тарелке и сшибла другую рюмку, та ударилась о край, содержимое второго, еще полного яйца выплеснулось на стол. Ничего, так даже лучше. Дика встала на четвереньки и подлизала лужицу.

Обе рюмки с остатками яиц лежали в тарелке, и в каждой из них оставался нетронутый желток, а это еще вкуснее, чем белок. Вытряхнув остатки из рюмок, Дика выбросила рюмки на стол и начала с наслаждением копаться в образовавшемся месиве из скорлупок, белка и желтка. Скользкая смесь текла по ее мордашке, по ее ручонкам, но поговорка “близок локоть, да не укусишь” была не для тех, у кого короткие ручки и длинный, проворный язык, который сейчас ловко подхватывал капающие с локтей капли белка.

И Эрвин, и Армандас умели вести себя в любом обществе и управляться с любыми столовыми приборами. Армандаса воспитала мать, знатная леди, хоть и бесприданница. Эрвина воспитывала академия, а там этикету обучали строже, чем любая знатная леди. Несмотря на голод и усталость, оба помнили, что ужинали в приличном месте, поэтому они не сделали ни одного противоречащего этикету движения. Управившись с первым блюдом, они вспомнили о Дике.

Увидев лужу слизи и скорлупок с кучкой в центре, которая предположительно была кикиморой, Эрвин побледнел. Действительность превзошла все его ожидания. Какое счастье, что он догадался попросить не стелить скатерть! Но отмоется ли стол?!

– Дика! – позвал он. – Ты наелась?

– Дика наелась, – раздался довольный голосок – точно, из этой кучки. – Дика пойдет к твоей за пазуху.

Эрвин привстал на стуле, чтобы в случае чего успеть увернуться.

– Дика! – твердо сказал он. – Тебе нужно помыться.

– Дика не моется, – сказала кучка.

– Дика будет мыться, – собрал всю свою решительность Эрвин.

– Дика не будет мыться. – Из кучки высунулась лапка и погладила одежку.

– Неужели Дике не хочется быть чистой?

– Не хочется. Дике все равно.

– Но моей пазухе не все равно! – страшным голосом сказал он. – Если ты хочешь сидеть там, тогда, будь добра, помойся!

– Дика наелась вкусных яиц, – ответил голосок из кучки. – Дика добрая. Дика помоется.

Эрвин с облегчением обвис на стуле. Он поискал глазами буфетчика, который был поблизости и, кажется, не без удовольствия наблюдал за их пререканиями.