А лара – лара была белой. Она была чистейшего белого цвета, самого чистого, какой только можно представить. Ее пышная грива и хвост вились, словно весенние облака в голубом небе. Ее шея горделиво выгибалась, неся на себе небольшую, изящную голову. На ее узкой точеной морде светились глаза изумительного оттенка – нежно‑зеленого, цвета молодой травы, – обведенные длинными ресницами.
Эрвин, казалось, весь обратился в зрение. Никогда в жизни он не видел ничего прекраснее этой лары – дивного небесного создания, словно вышедшего в этот мир из мечты. Его глаза утопали в белой гриве, казавшейся нежнее волос любимой женщины, скользили по ослепительной бархатистой шкуре, ласкали серебряные бокальчики ее копыт…
– …везде одно и то же, Ги‑и‑рраль, – услышал он слова на и‑илари. – Где бы мы ни останавливались, везде эта толпа неотесаных зевак, которые пялятся на нас, словно на каких‑нибудь лошадей. Как мне это надоело…
Эрвин не сразу понял, что этот тихий, певучий голос принадлежит ларе.
– На лошадей они не пялятся, дорогая Ди‑и‑ниль, – поправил ее лар. – Потерпи немного, мы уже почти на месте.
Нежно‑зеленый взгляд лары обошел толпу. Эрвин почувствовал легкое прикосновение ее глаз.
– Вот этот какой‑то другой. – Она кивнула мордой на Эрвина, уверенная, что он не понимает смысла ее слов и жестов.
– Все люди одинаковы, дорогая Ди‑и‑ниль, – ответил Ги‑и‑рраль. – Только маги другие.
– Пожалуй. – Она отвела зеленый взгляд от Эрвина. – К счастью, маги другие.
Ну и пусть, подумал Эрвин. Пусть неотесаный зевака – это даже хорошо. Значит, можно сколько угодно стоять среди других неотесаных зевак и беззастенчиво разглядывать восхитительные линии ее стройного тела.
Из дверей гостиницы вышел слуга. В его руках дымилась жаровня с почерневшими углями, лежавшими там вперемешку с головешками. Он подставил угли под морды ларам. Ги‑и‑рраль опустил морду в жаровню и начал ворошить языком угли, разыскивая еще тлеющие, Ди‑и‑ниль демонстративно отвернулась.
– Ну почему я должна есть это! – раздался ее жалобный голос. – Мы третий месяц в пути, и все время эта ужасная пища. Я не могу ее есть. И зачем только мы согласились!…
– Мы почти на месте, дорогая Ди‑и‑ниль, – сказал Ги‑и‑рраль. – Не могли же мы не оказать эту маленькую услугу нашему доброму другу Гримальдусу.
– Я начинаю находить эту услугу большой, – продолжала жаловаться лара. – Даже слишком большой.
– Скоро мы прибудем в академию, и там тебя накормят, – попытался утешить ее спутник. – Маги знают, как кормить ларов. Кроме того, Гримальдус не просто так послал тебя в академию. Возможно, тот маг, за которым мы поехали, окажется твоим седоком.
Только сейчас Эрвин заметил седло на спине Ги‑и‑рраля. Ему было прекрасно известно, что маги садятся на своих ларов без седла. Видимо, это был лар Гримальдуса, но на нем ехал кто‑то другой. Ехал, чтобы нанять на службу кого‑то из выпускников академии, а Ди‑и‑ниль, конечно, предназначалась тому, кого наймут. И она была без седла.
– Возможно. – Ди‑и‑ниль вздохнула. – Но я все равно не буду это есть, я лучше потерплю до академии.
Лара страдала. Эрвин отчетливо чувствовал это. Конечно, эти потухшие головешки не годились в пищу ларам, которые питались чистым огнем. Неожиданно для себя он вдруг сорвался с места и выхватил жаровню из рук слуги.
– Ну чем ты их кормишь! – возмущенно воскликнул он.
– Углями, как сказано, – непонимающе глянул на него слуга.
– Углями, но не потухшими же! И уж никак не головешками. |