Через секунду он ухватил Цы за грудки и отвесил ему такой удар, что несчастный снова повалился на пол.
— Подымайся! — приказал стражник.
Рядом с ним возник другой исполин, истинный страж порядка: дубинка в руке, ненависть на лице.
— Тебе сказано, подымайся! — рявкнул верзила и обрушил на лежащего свою дубинку.
Цы повиновался безропотно — не из-за боли, которой не чувствовал, но потому, что не понимал происходящего. Чтобы не упасть, он оперся о стену, недоумевая, почему его посадили в тюрьму и почему все так и норовят его избить. Он хотел спросить об этом, но, едва он открыл рот, исполин ткнул ему в живот концом дубинки. Цы согнулся пополам, хватая ртом воздух.
— А говорить будешь, когда тебя спросят! — прибавил его мучитель.
Цы смотрел на него сквозь кровавую пелену. Он почти не мог дышать. Но все еще ждал, что ему объяснят, почему с ним обращаются, как с собакой.
— Говори, кто тебе помогал?
— В чем помогал? — Рот Цы был полон крови.
Новый удар пришелся прямо в лицо, по скуле. У Цы подогнулись колени. Следующий удар снова сбил его с ног.
— Выбор за тобой: ты можешь все рассказать сейчас и сохранить зубы в целости — или подождать, пока мы их повыбиваем, а потом питаться кашкой до самой казни.
— Я не знаю, о чем вы говорите! Спросите у Кана — ведь я работаю на него! — в затмении отвечал Толкователь трупов.
— На мертвеца, значит, работаешь? — От мощного пинка кровь хлестнула изо рта Цы фонтаном, и, погружаясь в темноту, он успел лишь услышать: — Сам у него спросишь, когда доберешься до преисподней!
Когда Цы снова пришел в себя, то почувствовал, что кто-то осторожно отирает кровь с его головы. Проморгавшись, Толкователь трупов узнал седого Бо.
— Что… Что со мной творится? — прошептал юноша.
Вместо ответа Бо оттащил беспомощного узника к дальней стене камеры, подальше от любопытных. Там чиновник пристально посмотрел на Толкователя трупов:
— Как это «что творится»? Клянусь Великим Буддой, Цы! При дворе только о тебе теперь и говорят. Тебя обвиняют в убийстве Кана!
Цы смотрел осоловело, не понимая смысла сказанного. Чиновник влажным платком отер ему кровь со лба и дал напиться. Цы пил с жадностью.
— Меня… меня избили, — пожаловался Цы.
— Об этом ты мог бы и не сообщать. Странно, что тебя вообще не убили. Насколько я знаю, сегодня утром судья по имени Серая Хитрость осматривал тело Кана и заключил, что смерть его не была самоубийством, — рассказывал Бо. — Вместе с ним явился какой-то прорицатель, который утверждает, что ты убил стража порядка. Серая Хитрость выступил твоим обвинителем. Приказ о твоем аресте отдал сам император.
— Но это же смешно! Вы должны вытащить меня отсюда. Фэн знает, что я…
— Тише! Нас могут услышать.
— Спросите Фэна, — зашептал Толкователь трупов. — Он подтвердит, что я никого не убивал.
Бо переменился в лице.
— Так ты говорил с судьей Фэном? И что ты ему рассказал?
— Что рассказал? Разумеется, правду: что Кана опоили дурманом, потом повесили и подбросили его повинное письмо. — Цы в отчаянии обхватил голову руками.
— И это все? Про склад ты ему не рассказывал?
— Про склад? Опять не понимаю. При чем тут склад?
— Отвечай! Рассказывал или нет?
— Да. Нет. Не помню, клянусь всеми демонами.
— Проклятье, Цы. Если ты будешь так упираться, я ничем не смогу тебе помочь. Ты должен рассказать мне обо всем, что тебе удалось выяснить.
— Да я же и так вам все рассказываю. |