Ряды фонарей вокруг Флорана убегали вдаль,
обрываясь во тьме. Он находился на краю широкой улицы, которую сейчас не
узнавал. Она уходила куда-то очень далеко, в глубокую ночь. А он не
различал ничего, кроме овощей, которые сторожил. За ними, вдоль мостовой,
наплывали друг на друга неясные очертания каких-то громоздких предметов.
Посреди шоссе вставали крупные мутно-серые контуры повозок, загораживающих
улицу, и из конца в конец доносилось дыхание, - шумное дыхание вереницы
невидимых за мглой лошадей в упряжках. Перекликающиеся голоса, стук
деревянных частей или звон упавшей на камни мостовой железной цепи, глухой
шорох ссыпаемых овощей, затихающее громыханье повозки, осаживаемой
вплотную к тротуару, - все наполняло еще сонный воздух тихим ропотом
чьего-то напоенного звуками мощного пробуждения, близость которого уже
ощущалась в этом трепетном сумраке. Обернувшись, Флоран обнаружил за
своими кочанами капусты человека, плотно закутанного, словно
запакованного, в плащ; он храпел, уронив голову на корзину со сливами.
Немного поближе, слева от себя, Флоран заметил мальчика лет десяти,
дремавшего с ангельской улыбкой на устах в ложбинке между двумя горами
цикория. И по-настоящему бодрствовали на тротуаре лишь фонари, они
раскачивались в чьих-то невидимых руках, озаряя при каждом своем броске
людей и овощи, которые, смешавшись в кучу, спали здесь в ожидании прихода
дня. Но особенно поразили Флорана гигантские павильоны по обеим сторонам
улицы: их крыши, высясь одна над другой, казалось, все росли, ширились и
тонули в светящемся облаке огней. В замутненном сознании Флорана они
представлялись вереницей чертогов, огромных и правильных,
кристально-воздушных, на фасадах которых зажигались тысячи огненных полос,
- то был непрерывный, бесконечный ряд освещенных решетчатых ставен. Эти
узкие желтые поперечины образовывали между тонкими гранями столбов лесенки
света, которые тянулись до темной линии нижних кровель, одолевали
нагромождение верхних крыш, прокладывая в толще зданий ажурные каркасы
огромных залов, где под желтыми отблесками газа мелькали беспорядочные
груды еле различимых, серых, неподвижных предметов. Флоран отвернулся,
раздраженный тем, что не знает, где находится, взбудораженный этим
исполинским и зыбким виденьем; когда же он снова поднял глаза, то увидел
светящийся циферблат св.Евстафия и серую громаду церкви. Это его
чрезвычайно удивило. Он был у перекрестка св.Евстафия.
Тем временем вернулась г-жа Франсуа. Она сердито возражала какому-то
человеку с мешком на спине, который хотел купить у нее морковь по одному
су за пучок:
- Помилуйте, Лакайль, надо же меру знать... Вы продаете ее парижанам по
четыре, по пять су, - не спорьте, пожалуйста. |