– Как! — воскликнул следователь. — Вы считаете этого человека невинным?

Жобен повторил отрицательный жест и ответил:

– Вы делаете мне большую честь, советуясь со мной. Скажу откровенно, что в глубине души я почти уверен в невиновности чревовещателя.

– Да ведь против него есть улики.

– Позвольте спросить какие?

– Во-первых, тот факт, что он находился вчера вечером в парке в то время, когда было совершено убийство, и спускался на дорогу с ветвей каштана, где его видел Андош. Разве этой улики недостаточно?

– По-моему, недостаточно, это лишь доказательство того, — возразил Жобен, — что Сиди-Коко, несмотря на запрет Мариетты, хотел ее увидеть… Влюбленному это простительно, осмелюсь к тому же заметить, что для совершения убийства чревовещатель должен был войти в парк после того, как он из него вышел…

– Нет, когда Андош Равье видел его, преступление было уже совершено.

– Я с этим не согласен.

– На каком же основании?

– Да ведь Андош сказал, что тогда на колокольне пробило девять часов. На то, чтобы совершить преступление и найти деньги, преступнику понадобился по крайней мере час. Нельзя же предположить, что Жак и Мариетта в восемь часов улеглись спать, тем более что Жервеза ушла от них в половине девятого.

– Свидетель легко мог ошибиться во времени, потому что находился под влиянием выпитого сидра.

– Это еще подлежит сомнению.

– И все-таки, — сухо сказал следователь, — я уверен, что убийца — Сиди-Коко.

XV

Жобен поклонился:

– Вы сами пожелали узнать мое мнение, господин следователь, и я, как и всегда, откровенно высказал его.

Абади понял, что уязвил полицейского.

– Конечно! — воскликнул он. — Ваша откровенность делает вам честь. Мы расходимся во мнениях, но вы, быть может, видите больше, чем я. Ход дела покажет, кто из нас прав… Во всяком случае я считаю необходимым арестовать чревовещателя. Если он окажется невинным, то я отпущу его после допроса.

– Разумеется, — заметил Фовель, — с подобного сорта людьми не церемонятся… Арест не скомпрометирует их, им нечего терять!.. Этот сброд, извините за выражение…

– Полно, господин мэр, разве нет среди акробатов честных людей?

– А вы думаете, есть?

– Да, я уверен, что большая часть из них — люди честные.

– Ну, признаюсь…

– Если бы они все были негодяями, полиция запретила бы их ремесло. Я знал одну акробатку, Перин Розье, прозванную женой паяца. Бедняжка была воплощением добродетели, а между тем ее осудили заочно на смертную казнь за чужую вину.

– А невиновность ее была доказана? — спросил Фовель.

– Вполне.

– Тем лучше для нее, но это все-таки не меняет настоящего дела. Кроме Жака и Мариетты, чревовещатель, может быть, убил еще и племянника господина Домера…

На это нечего было возразить. Жобен только пожал плечами и замолчал.

– Здесь ли еще труппа, в которой состоит Сиди-Коко? — спросил следователь.

– Нет, — ответил мэр, — они вчера утром уехали.

– Значит, остался один Сиди-Коко?

– Должно быть, впрочем, я не знаю.

– Не известно ли вам, куда отправились эти скоморохи?

– В Сент-Ави, где в воскресенье храмовый праздник.

– А далеко это от Рошвиля?

– Двенадцать километров.