— Рады приветствовать вас, Павел, — сказал Хаим Визель, показывая на пустое кресло рядом с собой.

— Вы меня знаете? — пробормотал я, смущенный столь высокой честью. Почувствовал толчок в бок и понял, что Цейтлин призывает меня не отвлекаться.

Кресло оказалось не очень мягким, а взгляды, устремленные на меня, — изучающими.

— Послушайте, Павел, — обратился ко мне Натан Бродецки, — что вы думаете о народе, который в своей предвыборной программе провозглашает передачу арабам всех территорий, которыми они владели до 1948 года? Вам не кажется, что это самоубийство? Я за такой народ голосовать не буду.

— Тебя и не заставляют, — буркнул Реувен Харази, сидевший между двумя господами в черных костюмах и шляпах — раввином Шаем из «Знамени Торы» и раввином Леви из «Братства Торы». — У нас демократия. Но выслушать предвыборную программу каждого народа ты все-таки обязан.

— Противно, видит Бог, — сказал Бродецки.

— Не упоминай Его имени всуе! — возмутился раввин Леви. — Павел, твое счастье, что ты не политик и тебе не нужно выбирать себе народ. Иначе ты оказался бы перед поистине неразрешимой проблемой, как все мы. Ни одной нормальной предвыборной программы! Это не евреи, а… — он махнул рукой и добавил что-то вроде «И Творец это терпит…»

— А я себе народ уже выбрал и знаю, за кого буду голосовать, — энергично заявил Зеев Кац, лидер небольшой правой партии, название которой я никогда не мог запомнить. — Могу назвать: Израиль-четыре.

После этих слов некая догадка мелькнула в моих мыслях и, чтобы не упустить возможное решение, я немедленно спросил:

— А сколько народов претендует на ваши голоса?

— Сто тринадцать! — сказал Бродецки. — Вот в чем проблема! Нас-то всего двадцать один.

— Двадцать, — с кислым видом поправил раввин Бухман из «Восхождения к Торе». — Женщина не считается, женщина не имеет права возглавлять нацию.

— Понятно… — протянул я, а Гиль Цейтлин, стоявший за моим креслом вне пределов видимости, гнусно хмыкнул.

— Не могли бы вы, господа, — сказал я, — дать и мне, историку, возможность ознакомиться с предвыборными программами? Права голоса у меня, естественно, нет, но я должен хотя бы определиться, к какому народу принадлежу.

— По-моему, тебе место в Израиле-пятьдесят семь, — сказал раввин Шай. — Это планета безбожников.

— Не надо на меня давить, — возмутился я. — Сам разберусь.

Похоже, исключительно психологическая инерция не позволила компьюторщикам сразу определить ситуацию. А может (судя по гнусному хихиканию Цейтлина), в ситуации они давно разобрались, но не имели представления, как с ней справиться?

В этом виртуальном мире не народ выбирал себе лидеров, а лидеры выбирали себе народ. Не лидеры выдвигали лозунги, чтобы повести людей, а народы предлагали свои программы и ждали, какую из них предпочтут лидеры. Перевернутый мир. По-моему, кто-то из программистов написал в какой-то программе плюс вместо минуса. Нет, я понимаю, что это чепуха. Но, черт возьми, я не мог упустить возможности изучить эту виртуальную реальность во всех ее проявлениях — подобного шанса для историка может не представиться никогда!

И прежде всего я должен был обезопасить себя от Цейтлина — мало ли что придет ему в голову!

— Этот господин, — сказал я, показывая рукой себе за спину, — программист, и он хочет лишить вас всех законного права выбора.