Если честно, то Стеллу начало слегка мутить. Опять эта невесомость в животе. И почему только Джимми Эллиот такой красавчик? И почему только у него такой потерянный вид?

— Бабушка, а почему у тебя такие большие глаза?

— Я серьезно. Прекрати.

Джимми уставился на нее. Становилось темно.

— Так и быть, — согласился он и плюхнулся на кровать рядом с ней, потом взял угол одеяла и натянул на себя. Единственное, что их разделяло, — диссертация Мэтта. — А это что такое?

Стелла проворно схватила рукопись и запихнула под подушку. На ней был браслет, подарок отца, и бубенчик тихо звякнул.

— Ничего.

— Как это ничего?

И тогда он ее поцеловал. Губы Стеллы сразу запылали. Она подумала о свече с булавкой и о том, как любовь непрошеной вторгается в человеческую жизнь. Она почувствовала, как Джимми прижался к ней бедром, и в этом месте тоже начало гореть. Везде, где он дотрагивался до нее, везде, где он был. Значит, вот как это бывает, этот жар, это желание того, чего не следует желать.

— Наверное, нам не нужно этого делать, — сказала немного погодя Стелла.

К этому времени губы у нее болели, хотя останавливаться не хотелось. И все равно в ней нарастала паника.

— А что нам делать? Читать?

Стелла невольно расхохоталась, но тут же подавила смех, так как с лестницы донеслись шаги Лизы. Она пела фальшиво, хотя и с чувством. Стелла зажала рукой рот Джимми, чтобы Лиза не услышала хохот. Его дыхание тут же обожгло ей ладошку. Она вспомнила, как Хэп рассказывал ей о человеке, способном выдыхать огонь. Стелла склонила голову на грудь Джимми и услышала, как громко стучит его сердце. Быть может, это в нем привлекало ее? То, что она видела его смерть в очень преклонном возрасте; что рядом с ним ей не нужно было тревожиться, какой ужасный удар судьбы поджидает за следующим углом?

— Отвернись и не смотри, — велела Стелла, когда ему пришла пора уходить.

Она выбралась из кровати, скинула халат и натянула джинсы. Повернувшись, она убедилась, что он все видел.

— Вот и верь тебе после этого.

Она по-прежнему не осмеливалась говорить громко, шептала.

— А ты сама? — Джимми достал из-под подушки рукопись. — Тебе-то можно верить? Разве это не диссертация твоего дяди?

Стелла подскочила, чтобы вырвать у него работу Мэтта.

— Я никому не скажу, — пообещал Джимми, — клянусь.

Он поднялся с кровати и отряхнул одеяло, которое умудрился выпачкать грязными ботинками. Как ни странно, но Стелла поверила ему. Он умел хранить секреты, он никому не скажет. Они вместе спустились вниз, и она выпустила его из дома. После сильного дождя воздух был чист. Теперь они поменялись местами, и уже она смотрела ему вслед, она не могла отвести взгляда, пока он не прошел всю дорогу, мимо сирени, мимо тенистых деревьев, где спали дрозды, усевшись на ветке рядком.

4

Дни становились длиннее, и Элинор теперь дольше работала в саду. Ее обуяла жадность к лишним сумеречным часам, жадность почти ко всему, но особенно ко времени. Ноги совсем ослабли — издержки возраста, — но, как ни странно, когда она опускалась на колени в саду, то чувствовала в глубине почвы сплетенные корни, подрагивающих цикад в сорняках, дыхание земли. Ей казалось, что растущие цветы ускоряют ее собственную кровь, и она вновь ощущала себя молодой. Однажды она уснула в середине дня, прислонившись спиной к старой каменной стене, совсем как Аргус. Брок Стюарт так ее и нашел, свернувшуюся калачиком у камней, словно птицу, упавшую с неба, или догорающую звезду, или плеть роз без шипов.

Элинор и ее старый пес не слышали, как «линкольн» доктора Стюарта подкатил с шипением к дому, точно так они не слышали, как поют в лесу древесницы.