– Вы не знаете, папа, что с ним?

– Не слышал; вероятно, ничего, некогда было, только.

Прошел и этот вечер, Бьюмонт опять не приезжал. На третье утро Катерина Васильевна собралась куда‑то ехать.

– Куда ты, Катя?

– Так, папа, по своим делам.

Она поехала к Бьюмонту {131}. Он сидел в пальто с широкими рукавами и читал; поднял глаза от книги, когда отворилась дверь.

– Катерина Васильевна, это вы? очень рад и благодарен вам, – тем самым тоном, каким бы встретил ее отца; впрочем, нет, гораздо приветливее.

– Что с вами, m‑r Бьюмонт, что вы так давно не были? – вы заставили меня тревожиться за вас и, кроме того, заставили соскучиться.

– Ничего особенного, Катерина Васильевна, как видите, здоров. Да вы не выкушаете чаю? – видите, я пью.

– Пожалуй; да что ж вы столько дней не были?

– Петр, дайте стакан. Вы видите, что здоров; следовательно, пустяки. Вот что: был на заводе с мистером Лотером, да, объясняя ему что‑то, не остерегся, положил руку на винт, а он повернулся и оцарапал руку сквозь рукав. И нельзя было ни третьего дня, ни вчера надеть сюртука.

– Покажите, иначе я буду тревожиться, что это не царапина, а большое повреждение.

– Да какое же большое (входит Петр со стаканом для Катерины Васильевны), когда я владею обеими руками? А впрочем, извольте (отодвигает рукав до локтя). Петр, выбросьте из этой пепельницы и дайте сигарочницу, она в кабинете на столе. Видите, пустяки: кроме английского пластыря, ничего не понадобилось.

– Да, но все‑таки есть опухоль и краснота.

– Вчера было гораздо больше, а к завтрему ничего не будет. (Петр, высыпав пепел и подав сигарочницу, уходит.) Не хотел являться перед вами раненым героем.

– Да написали бы, как же можно?

– Да ведь я тогда думал, что надену сюртук на другой день, то есть третьего дня; а третьего дня думал, что надену вчера, вчера – что ныне. Думал, не стоит тревожить вас.

– Да, а больше встревожили. Это нехорошо, m‑r Бьюмонт. А когда вы кончите дело с этою покупкою?

– Да, вероятно, на – днях, но все, знаете, проволочка не от нас с мистером Лотером, а от самого общества.

– А что это вы читали?

– Новый роман Теккерея. При таком таланте, и как исписался! оттого что запас мыслей скуден.

– Я уж читала; действительно, – и так далее.

Пожалели о падении Теккерея, поговорили с полчаса о других вещах в том же роде.

– Однако мне пора к Вере Павловне, да когда же вы с ними познакомитесь? очень хорошие люди.

– А вот как‑нибудь соберусь, попрошу вас. Очень вам благодарен, что навестили меня. А это ваша лошадь?

– Да, это моя.

– То‑то ваш батюшка никогда на ней не ездит. А порядочная лошадь.

– Кажется; я не знаю в них толку.

– Хорошая лошадь, сударь, рублей 350 стоит, – сказал кучер.

– А сколько лет?

– Шесть лет, сударь.

– Поедем, Захар; я уселась. До свиданья, m‑r Бьюмонт. Ныне приедете?

– Едва ли; нет: – завтра, наверное.

XVII

Так ли делаются, такие ли бывают посещения влюбленных девушек? Не говоря уж о том, что ничего подобного никогда не позволит себе благовоспитанная девушка, но если позволит, то уж, конечно, выйдет из этого совсем не то. Если противен нравственности поступок, сделанный Катериной Васильевною, то еще противнее всяким общепринятым понятиям об отношениях между мужчинами и девушками содержание, так сказать, этого безнравственного поступка.