– Лучше бы ты попробовал сделать это с кем-нибудь твоего размера, – сказал я, усаживаясь на ногу гигантского дохлого носорогодемона и прикуривая сигарету.

– Привет, – сказал он.

Выражения его лица я не видел, оно было скрыто шлемом. Но догадывался, что улыбка, если она там есть, должна выглядеть довольно неискренней.

– Привет, – сказал я.

– Значит, слухи о твоей смерти оказались несколько преувеличенными, – сказал он.

– Со слухами о моей смерти всегда так, – сказал я.

– Я рад, – сказал он. Голос у него был ровный и не особо радостный, впрочем, это тоже можно было списать на шлем.

– Да, я вижу, – сказал я. – Знаешь, быть богом оказалось довольно непросто. Ну, по крайней мере, таким богом. Знаешь, какие запросы иногда приходят? Соседи облучают меня при помощи хрустальных шаров, я уже устал ходить в шапочке из искусственного мифрила, отомсти им, пожалуйста. Одноклассники меня не замечают, вырви им кишки и развесь на деревьях. Воришка украл у меня две булки, приколоти его голову над городскими воротами. Если выполнять все запросы таких верующих, мир очень быстро превратится в кровавый кошмар.

– Да и времени на все вряд ли хватит, – заметил Соломон.

– Это да, – согласился я. – Но тут есть только два варианта. Со временем ты либо убиваешь кучу людей, которые, в общем-то, может и не заслуживали бы смерти, или учишься игнорировать эти запросы. Что, с точки зрения веры, тоже не идет богу на пользу.

– И что же ты выбрал? – спросил Соломон.

– Второе, – сказал я. – Наверное, я плохой бог. Сначала я научился игнорировать запросы, которые не соответствуют моим внутренним собственным критериям. Потом я начал игнорировать запросы, с которыми просящий мог разобраться сам, без божественного вмешательства. пусть на это уйдет время и ресурсы, пусть это может быть опасно, но если такая возможность есть, пусть рассчитывает только на себя, а не на внезапную помощь с небес. Себе я оставил только самые запущенные случаи, когда у обиженного нет вообще никаких шансов поквитаться с обидчиками.

– И ты мне это рассказываешь, потому что…?

– Потому что твое имя жаждущие произносят чаще остальных.

– Так это нормально, – сказал Соломон. – Учитывая специфику моего бизнеса.

– Да, наверное, – сказал я. – За последние… годы я узнал столько всего нового, что мои представления о нормальности сильно изменились.

Он убрал плазмоган в инвентарь, воткнул меч в землю, снял с головы шлем и повесил на эфес. По лицу Соломона струился пот.

Ну, это, видимо, тоже из-за шлема.

– Когда ты больше, чем просто никто, всегда найдутся люди, желающие тебе отомстить, – сказал Соломон. – Пусть даже и по надуманным причинам.

– Не уверен, что в твоем случае им пришлось что-то специально придумывать, – сказал я.

– Все равно, этот случай нельзя признать безнадежным, – сказал Соломон. – Пусть качаются, пусть узнают, где меня можно найти. Всегда есть способы.

– Это да, – сказал я. – В свое время я тоже так подумал. Барды молили меня об отмщении, но я игнорировал их мольбы. Это же Соломон, говорил я себе. Я знаю его почти с самого начала. Он объяснил нам, как тут что устроено. Он помогал нам, он бился рядом с нами, мы с ним вместе стояли против того рукопашного азиата в Данже Воли, ныне покойного. И тогда я тоже ничего не сделал. Но должен признать, что игнорировать остатки разгромленной тобой Коллегии было куда сложнее, чем одиночных верующих, большая часть из которых и сами были отнюдь не образцами человеческой добродетели.