Эстер рассказывала, что во время концертов и кинопоказов мужчины и женщины сидят в разных концах зала, поэтому Клара была поражена, узнав, что по праздникам им разрешено танцевать вместе.
В дальнем углу, рядом со столом с прохладительными напитками, стояла Мадлен. Она потянулась к чаше с пуншем, но медсестра хлопнула ее по руке. Эстер поведала, что двоюродный дедушка Мадлен предложил ее забрать, и пока Клару «лечили» инсулином, ее подругу выпустили из Уилларда. Но несколько недель спустя она вернулась обратно, не помня ни своего имени, ни адреса. Она перестала разговаривать и тосковать по умершим детям. Хромой пациент подошел к ней и потянул на танцпол. Мадлен обняла его за плечи и прижалась всем телом, уткнувшись лицом в шею мужчины. Медсестра Тренч быстро подбежала к ним, чтобы развести в разные стороны.
Раздались звуки новой песни – «Голубые небеса» в исполнении Джин Остин. Клара вонзила ногти в деревянную скамейку. «Какие еще небеса? – подумала она. – Я все равно что в аду». Конечно, она была рада любым послаблениям, лишь бы не сидеть в палате, где ей кололи инсулин. Но ей впервые пришлось побывать на подобной вечеринке, и она вызывала у нее ужас. Когда Клара смотрела, как пациенты Уилларда танцуют и веселятся, будто нормальные люди, которые надеются найти любовь и счастье, ей хотелось с криками выбежать за дверь.
Кто то из них улыбался и танцевал, но на каждого «нормального» приходилось два человека с тупыми, ничего не выражающими лицами. Некоторые из них, не способные двигаться в такт музыке, дергались и подпрыгивали. Пациентов в инвалидных колясках было в три раза больше, чем тех, кто пришел своими ногами. Большинство озирались по сторонам, раскрыв рты и пуская слюни. Одни прижимали к груди скрюченные руки, у других они были безвольно опущены вдоль тела. Вот так обошлась с ними жизнь. И ее жизнь не пощадила. Разве этого мало, чтобы сойти с ума?
Она хотела подойти к столу с напитками, но кто то дотронулся до ее плеча. Она замерла. Этот человек уже два раза приглашал ее танцевать, а теперь решился на третий. Клара с улыбкой повернулась, чтобы вновь ответить отказом. Но слова застряли у нее в горле.
На нее смотрел мужчина с густыми усами и темной бородой. На висках виднелись седые пряди. Нос у него был немного кривой, словно его несколько раз ломали. Он был похож на буйного и косматого пещерного человека. Клара даже испугалась. Он протянул ей руку, а она вскочила и отошла от него. Тогда он заговорил:
– Привет, белла Клара, – низким голосом и с легким акцентом сказал он.
Она тут же повернулась к нему, закусив губу, чтобы не расплакаться, и бросилась к Бруно, чтобы его обнять.
– Не надо, – предупредил он. – Они сразу подбегут, чтобы выяснить, что случилось.
Она опустила руки, стараясь дышать размеренно, и огляделась по сторонам, чтобы проверить, не смотрит ли на них кто. Медсестра Тренч с покрасневшим от натуги лицом разводила по сторонам двух женщин, которые хотели потанцевать вместе. Медсестра Мэй рассматривала граммофонные пластинки, раздумывая, какую песню выбрать. Она вынула из бумажного конверта черный диск, положила его на фонограф и поставила на край пластинки иглу. Зазвучал голос Этель Уотерс, которая исполняла песню «Разве мне грустно?». Сердце Клары билось так быстро, что она едва могла говорить.
– А если они тебя узнают? – вымолвила она.
– Не узнают, – ответил он. – Я все время сидел здесь напротив тебя.
– Точно? Ты уверен? – спросила Клара.
– Да, – кивнул он и взял ее за руку. – Я подождал немного, прежде чем идти к тебе, чтобы это не выглядело подозрительно. Если вести себя тихо, никому нет до тебя дела.
Он провел ее в центр комнаты и, встав на дозволенном расстоянии, положил ей руку на талию. Его горячие, как раскаленный утюг, пальцы прижимались к ее бокам. |