– Джон, он не сделал ничего плохого,– сказала она. – Он просто передал тебе сообщение и купил пару лампочек.
– Лампочек? Слушай, если бы он хотел поговорить со мной, он бы позвонил Энди, как сделал в прошлый раз.
– Ну да, вместо этого он поговорил со мной,– ответила она,– я тоже подумала, что это как-то странно, тем не менее, ничего плохого в этом не было.
– Знаешь, что это значит?– спросил он. – А я тебе скажу, что это значит. Дело ведь совсем не в лампочках, или в том, чтобы я перезвонил, а совсем в другом. Своим появлением он хотел сказать: «Я знаю, как до тебя добраться. Я не только знаю, где ты, я знаю, где работает твоя подружка, я всегда держу тебя в узде, потому что мне так хочется». Вот что он хотел этим сказать.
– Я думаю, что мы и так это все знаем. – Ты собираешься ему звонить?
– Когда-нибудь позвоню. Сейчас я слишком разозлен.
– Тогда возвращайся в гостиную, а я займусь ужином,– сказала она, указывая на пакет с продуктами на столе.
Он был голоден.
– Ладно.
– Выпей пока пива в качестве аперитива.
– Точно,– согласился он, достал из холодильника банку пива и ушел с ней в гостиную. Там он уселся на диван, нахмурился, уставившись в выключенный телевизор, и стал прокручивать в голове возможные варианты разговора с Джонни Эппиком, в которых он был намного жестче и высказал на порядок больше, чем могло бы быть в реальной жизни. Так он и сидел, пока Мэй не позвала его ужинать – на ужин был очень вкусный мясной рулет; и как она только умудрилась так быстро его приготовить из всех этих продуктов, которые она принесла из «Сэйфуэй» после поздней смены? После ужина он стал значительно расслабленнее, потому как в конце трапезы он сказал:
– Я позвоню ему завтра. Точно не сегодня.
– Только не кричи на него,– попросила она.
Он какое-то время колебался, но потом сдался.
– Ладно.
На следующее утро, когда Мэй уже ушла в «Сэйфуэй», он набрал номер Эппика, но ответил ему автоответчик.
– Вот так значит лучше?– спросил он. – Так мы ближе общаемся? В итоге мне приходится разговаривать с техникой. И повесил трубку.
Эппик перезвонил после двух в тот же день.
– Я скажу тебе, куда прийти,– сказал он. – Встречаемся на Юнион-сквер через полчаса. Я буду сидеть на скамейке, где не будет дилеров.
– Дилеры не будут сидеть там, где есть ты.
– Ты думаешь, я настолько очевиден?– спросил Эппик, но по голосу было слышно, что ему эта мысль льстила.
– Увидимся через полчаса,– ответил Дортмундер и уже в обозначенное время уже шел по парку, сражаясь с холодным мартовским ветром. Эппик же расслабленно сидел на скамейке, как самый обычный горожанин, а их в это время было совсем немного, потому что погода еще не позволяла просто посидеть, расслабившись на скамейке. Как бы там не было, Дортмундер присоединился к нему и Эппик сказал:
– Внучка добралась до поставленной цели как чемпион.
– Тебе не стоит разговаривать с Мэй,– ответил Дортмундер. – Это ее очень расстраивает.
– Мне очень жаль это слышать,– сказал Эппик, хотя никакого сожаления не было и в помине. – Она не выглядела расстроенной. Может нам тогда использовать почтовых голубей, в смысле нам с тобой.
Они уже слишком далеко ушли от той модели беседы, которую себе представлял Дортмундер, поэтому он просто сказал:
– Расскажи мне про чемпиона.
– А? О, ты про внучку. Эппик улыбнулся, видно, от одной только мысли о внучке. – Она наш шпион в тылу врага,– сказал он,– и она отрабатывает свое место в деле о шахматном наборе по полной программе. |