Y.М. Это может быть просто инстинктом.

О.М. Он бы вознес дикаря, если бы тот его имел. Но давай взглянем еще пристальней, прежде чем вынесем вердикт. У них есть солдаты — батальоны, полки, армии; у них есть назначенные капитаны и генералы, ведущие их в битву.

Y.М. Это тоже, должно быть, инстинкт.

О.М. Идем дальше. У них есть система правительства; она грамотно продумана, искусна, и работоспособна.

Y.М. Опять инстинкт.

О.М. У них толпы рабов, а их королева — несправедливый и жестокий деспот, использующий рабский труд.

Y.М. Инстинкт.

О.М. у них есть коровы, которых они доят.

Y.М. Конечно, инстинкт.

О.М. В Техасе они раскидывают ферму 12 футов в квадрате, засеивают ее, избавляют от сорняков, выращивают, собирают урожай и хранят его.

Y.М. Опять-таки инстинкт.

О.М. Муравей отличает друга от незнакомца и по-разному к ним относится. Сэр Джон Луббок взял муравьев из двух разных гнезд, напоил их виски и положил их, бессознательных, рядом с одним из гнезд, неподалеку от воды. Муравьи из гнезда вышли к ним навстречу, изучили и обсудили этих постыдных созданий, затем завели своих товарищей в гнездо, а незнакомцев вышвырнули в воду. Сэр Джон провел этот опыт несколько раз. Некоторое время трезвые муравьи заносили своих пьяных товарищей в гнездо — как они и поступили в первый раз — довели друзей до дома, а незнакомцев вышвырнули. Но в конце концов у них лопнуло терпение, потому что их товарищи продолжали в том же духе, и они и незнакомцев, и своих друзей бросили за борт. Разве это инстинкт, или это содержательное и разумное обсуждение чего-то ранее невиданного — абсолютно нового — для их опыта? С вынесенным вердиктом, принятым решением, приведенным в исполнение? Это ли инстинкт? — мысль, окаменевшая за годы привычки — или совершенно новая мысль, вдохновленная новым происшествием и обстоятельствами?

Y.М. Я должен признать это. Это не было результатом привычки; это имеет все признаки размышления, мысли, соединения двух вещей вместе, как вы это объясняете.

Я верю, что это была мысль.

О.М. Я приведу тебе очередной пример мысли. На столе в комнате у Франклина лежала чашка с сахаром. Туда заползли муравьи. Он несколько раз ставил им преграды; но муравьям они были нипочем. Наконец он ухитрился отрезать их доступ к столу — должно быть, поставил ножки стола в ведерца с водой или обвел смолой вокруг чашки, точно не помню. Как бы там ни было, он ждал, что же они предпримут. Они пытались и так, и эдак — и терпели неудачу за неудачей. Он их не на шутку озадачил. В конечном счете они посовещались, рассмотрели проблему, пришли к решению — и на этот раз они утерли нос великому мыслителю. Они сформировали процессию, пересекли пол, вскарабкались по стене, продвинулись по потолку прямо до точки над чашкой, и один за другим попрыгали прямо в нее! Это ли инстинкт — мысль, унаследованная и окаменевшая за годы привычки?

Y.М. Нет, это не было инстинктом. Мне думается, по-новому мотивированный план, выведший из из нового критического положения.

О.М. Очень хорошо. Ты признал существование мыслительных способностей в двух случаях. Я подхожу теперь к той особенности сознания, которая делает муравья на голову выше любого человека. Сэр Джон Луббок доказал посредством множества экспериментов, что муравей мгновенно отличает своего от незнакомца, даже когда этого постороннего окрасили краской. Он также доказал, что муравей знает каждого муравья из своего гнезда, а их там пятьсот тысяч. И после годичного отсутствия одного из них муравей в ту же секунду распознает блудного сына и нежно поприветствует его. Как они узнают друг друга? Не по цвету, потому что в перекрашенных муравьях признавали своих. И не по запаху, потому что окунутые в хлороформ муравьи были также признаны. И не по по разговору или сигналам усиками и их ощупыванию, так как одурманенные и бесчувственные муравьи были распознаны и их друзья не церемонились с незнакомцами.