М. Да. Как мыслитель и проектировщик, муравей стоит наравне с любым племенем дикарей; как знаток-самоучка в нескольких искусствах, он превосходит любое племя дикарей; и в одном или двух умственных способностях он находится на недосягаемой высоте от любого человека, цивилизованного или дикаря!
Y.М. Побойтесь Бога! Вы разрушаете интеллектуальный барьер, разделяющий животное и человека.
О.М. Я прошу твоего прощения. Нельзя упразднить то, чего не существует.
Y.М. Вы это не всерьез, я надеюсь. Вы не можете всерьез настаивать на том, что такого барьера нет.
О.М. Кроме шуток. Случаи с лошадью, чайкой, птицей и слоном показывают, что эти создания смогли сопоставить две вещи вместе, как бы поступил на их месте и Эдисон, и сделать из них выводы, как сделал бы и Эдисон. Их умственная машина была такой же, как и у него, и образ ее работы не отличался. Их снаряжение было, разумеется, ниже по качеству, чем страсбургские часы, но это и было единственной разницей — никакого барьера нет.
Y.М. Это выглядит невыносимо правдиво и оскорбительно. Это поднимает тупых животных на…
О.М. Давай забудем об этом слове и будем называть их Не Явившие себя Создания; насколько нам пока известно, тупых животных не существует.
Y.М. На основании чего вы это заявляете?
О.М. Все очень просто. «Тупое» животное подразумевает животного без умственной машины, без понимания, без речи, без способа передать, что у него на уме. Мы знаем, что у курицы ЕСТЬ речь. Мы не понимаем всего, что она кудахчет, но мы легко узнаем две или три фразы. Мы понимаем, когда она говорит: «Я снесла яйцо»; мы понимаем, когда она сообщает цыплятам: «Бегите сюда, я нашла червяка»; мы знаем, когда она предупреждает их о опасности: «Торопитесь, быстрее, соберитесь под матерью, ястреб пролетает!» Мы понимаем кошку, когда она потягивается, журча с привязанностью и удовлетворением и приподнимая свой мягкий голос: «Давайте, котята, ужин готов»; мы понимаем, когда она причитает: «Где они могут быть? Они потерялись. Помогите мне найти их?» и мы понимаем постыдного Тома, когда он зовет ее в полночь со своего ангара: «Иди сюда, ты, плод распутных связей, у тебя шерсть на дыбы встанет!» Мы понимаем несколько фраз собаки и мы учимся понимать несколько фраз птиц или других животных, которых мы одомашнили. Ясность и точность разговоров куриц мы понимаем как довод в пользу того, что она может передавать своим сородичам сотни вещей, которые мы не разбираем — короче говоря, она способна разговаривать. И этот довод также применим и ко всем другим видам армии Не Явивших себя. Как это похоже на человеческое тщеславие и пустозначимость обозвать животных тупыми только потому, что они кажутся ему таковыми из-за его неуклюжего восприятия. А теперь о муравье…
Y.М. Да, поведайте мне о муравье, создании, которое — как вам кажется — отметает последние остатки барьера между человеком и Не Явившими себя.
О.М. Все так и есть. За всю свою историю абориген из Австралии не додумался построить себе дом. Муравей же — удивительный архитектор. Крохотное создание, которое строит прочные и устойчивые дома 8 футов высотой — дом, который больше него самого во столько же раз, во сколько самый большой капитолий или собор в мире больше человека. Ни одно племя дикарей не сконструировало такую гениальную архитектуру. Ни один цивилизованный народ не порождал архитекторов, способных построить такое же приспособленное для жилья строение. Дом включает в себя комнату королевы; детские сады для малышей; амбары для еды; квартиры для ее армии, рабочих, и так далее, и разнообразные холлы и коридоры, которые сообщают их между собой, организованы и проведены с обученным и наметанным глазом для их удобства и пригодности.
Y.М. Это может быть просто инстинктом.
О.М. Он бы вознес дикаря, если бы тот его имел. |