Мальчик робко стоял в дверях, держа в руках футбольные бутсы, с которых на пол падали комья грязи.

Эйлса встала, забрала у мальчика бутсы и ногой откинула грязь в угол. Она положила руку ему на затылок, одновременно приглаживая волосы и подталкивая его в кухню. Она представила меня, заставила мальчика и его сестру поздороваться, потом налила им сок и потянулась к верхней полке в одном из шкафчиков. Оттуда достала кекс в коробке.

— Лимонный кекс с глазурью, — объявила она, отрезая каждому ребенку по куску. — Перекус.

— Я люблю лимонный кекс с глазурью, — заявила я, продолжая наблюдать за мальчиком. — Но только если он влажный.

— Влажный! — повторила Эйлса, ставя кекс на стол. — Как забавно. Вы тоже ненавидите это слово? Самое худшее, которое только можно было придумать. Влажный.

Теперь я знаю, что это для нее очень типично, — портить шутку своими объяснениями.

— Как можно ненавидеть слово? — спросила Беа. — Если не нравится одно, используй другое.

— Я не люблю слова, — заявил ее брат. — По крайней мере, большинство из них.

— Странное заявление, — Том нахмурился. — Что о нас подумает наша новая соседка?

— Макс — идиот, — ответила девочка и уселась отцу на колени.

Они словно окружили меня. Девочка обвила руками шею отца, мальчик тихо стоял за стулом матери. Казалось, что глаза у него ввалилась, а кожа под ними потемнела. Меня всегда интересовало, как строятся и развиваются отношения в семье. Я прекрасно знаю, как образуются союзы, как у родителей появляются любимчики несмотря на то, что они клянутся в одинаковой любви ко всем детям. Я ухаживала за матерью, я делала все: мыла ее, читала ей, готовила и покупала то, что она заказывала, но она всегда говорила про Фейт. «О, конечно, Фейт такая молодец», — говорила моя мать всем, приходившим в наш дом. Я также знаю, что быть любимчиком может быть некомфортно, ощущать на себе давление и негодование других. «Она никогда не видит меня настоящую, — неоднократно жаловалась Фейт. — Все всегда должно быть прекрасно. Никогда нет места для неудач и чего-то плохого». Мать всегда была такой.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, и начала объяснять, что на самом деле — какое совпадение — слова — это моя специализация.

— Специализация? — переспросил Том, опять нахмурившись точно так же, как несколько минут назад. Я подозреваю, что он никак не ассоциировал меня с работой. Вероятно, он думал, что я провожу свои дни за приготовлением варенья или рукоделием.

— Да.

И я рассказала, что работаю лексикографом, в настоящее время тружусь над Большим Оксфордским словарем английского языка, и о том, что занимаюсь историй языка — тем, как слова и их значения меняются со временем, и моя работа состоит в том, чтобы это документировать.

Я видела, что они, как и многие люди, не понимают, что именно я делаю. Кажется, они решили, что я работаю над Кратким словарем английского языка, и что моя роль заключается не в том, чтобы фиксировать изменяющиеся значения слов, а просто в том, чтобы записать их правильно.

— Нам бы не помешала помощь с орфографией, — сказала Эйлса и протянула руку назад, чтобы коснуться ноги сына.

— У Макса трудности с обучением. Точнее, как мы теперь должны говорить, другая скорость обучения, — рассмеялся Том без какой-либо злости в голосе.

Эйлса вздохнула.

— Это значит, что домашнее задания для нас — пытка. И все дело в правописании.

— На этой неделе задали вообще невозможные слова, — заявил Макс.